Югославия немыслима без Тито. Она родилась с его именем и задохнулась после его смерти.

Кем был её основатель? Реставратором капитализма или истинным коммунистом, который руководил моделью «самоуправленческого социализма»?

Историк Йоже Пирьевец, цитируя Маркса и Энгельса, хотел написать портрет Тито, раскрыв его личность «во всей жизненной правде», и ему это удалось.

Молодость Тито

Книга Пирьевца характеризуется как «социальная биография». Несмотря на то что жанр предполагает ставить личность во главу угла, историк уделяет немало внимания социальным факторам и положению народов Югославии.

«Если бы Йосип Броз Тито родился и вырос в нескольких километрах от своего села, в долине Быстрице, в доме его матери Марии, которая была словенкой, возможно, его судьба сложилась бы по-другому. Благодаря тому, что католическая церковь имела разветвлённую сеть своих организаций в Люблянском епископстве, местный священник обратил бы внимание на его одарённость и, скорее всего, отправил бы на обучение в епископские учебные заведения в столице Крайны…»

Историк — осознанно или нет — ставит личность Тито в исторический и социальный контекст. Этим книга, на наш взгляд, выделяется на фоне большинства аналогичных биографий.

Уже в молодости Тито вошёл в круги местной социал-демократии, а после Первой мировой войны стал одним из учредителей коммунистической партии Югославии. Тогда же он нашёл близких товарищей: Милована Джиласа, Эдварда Карделя и Александра Ранковича — они впоследствии станут костяком коллективного руководства Югославии. На них автор и сконцентрировал своё внимание. 

Тито и война

Одна шестая книги посвящена войне. Она сформировала независимого и своенравного Иосипа Броза. Его характер не был чужд югославским народам и отвечал их чаяниям. На фоне разочарований в первой Югославии компартия планировала покончить с прошлым обществом и провести прогрессивные реформы. Она также активно боролась с фашизмом. Всё это и привело коммунистов к власти.

В период войны у Тито сформировался «партизанский» подход к политике. Партизанское движение находилось в положении осаждённой крепости, а союзы с другими движениями Сопротивления были лишь временными. Это приучило Тито к осторожности и независимости от других людей. Во время войны укрепилась четвёрка товарищей, где Тито стал первым среди равных. 

Конфликт со Сталиным

Существует штамп, будто Тито и его югославские товарищи были националистами и проводили политику, отличную от советской, и это привело к разрыву отношений с СССР. Ситуация обстояла иначе. Из всех стран Восточной Европы югославы в период 1945-1948 годов в наибольшей степени были привержены советской модели. Например, они провели добровольную коллективизацию раньше остальных соцстран — в 1945 году. Вслед за сельским хозяйством они выстраивали и остальные сферы жизни по советским лекалам.

Корень противоречий между СССР и Югославией состоял из нескольких факторов:

1. Югославские коммунисты единственные на территории восточной Европы оказали упорное сопротивление нацистам и коллаборационистам. Поэтому они хотели, чтобы Сталин относился к ним на равных, нежели к деятелям из других стран народных демократий;
2. Из силы и влияния югославских коммунистов выходил их экспансионистский и властолюбивый настрой. Югославы также помогали албанским коммунистам в борьбе против оккупантов. Авторитет югославских коммунистов в регионе стал очень высоким. Вскоре они создали проект Балканской Федерации совместно с Албанией, Румынией и Болгарией. СССР не противился их решению, а, наоборот, поддерживал его. 

Затем в СССР поняли, что, в случае объединения Балканских государств под руководством Тито, Союз может потерять решающее влияние в этом регионе. Это было недопустимо. Югославы также хотели помочь греческим коммунистам в гражданской войне, в то время как Сталин отдал Грецию на откуп Англии. Действия югославов нарушали соглашение СССР и Союзников. 

Для СССР отказ Югославии пойти под его руководством означал скатывание в национализм и ревизионизм. При этом Тито сам подталкивал СССР к такой оценке, так как в своих амбициозных планах не особо считался с мнением Сталина. В условиях зарождающейся Холодной войны это выглядело антисоветским поворотом.

«Деятельность руководителей КПЮ, их “враждебное” отношение к СССР, чрезмерное подчёркивание своей роли на Балканах — всё это говорило об их авантюризме во внешней политике, о стремлении рассматривать Югославию как нечто самодостаточное, выходящее за рамки революции и социализма. Итак, с точки зрения Сталина, Тито и его товарищи стали узкими националистами и вступили на путь предательства социалистического фронта, которым руководил Советский Союз, предательства интернационализма».

Это обострило и разорвало отношения СССР и других соцстран с Югославией в 1949 году.

«Тито и товарищи»

Пирьевец рассматривает историю Югославии с точки зрения формирования и падения коллективной власти Тито и его товарищей. Поэтому особое внимание мы уделим тому, как складывались отношения внутри «четвёрки» в послевоенной Югославии.

После войны произошёл неформальный раздел власти между товарищами, которые входили в Секретариат Политбюро КПЮ: «Четвёрка власть имущих разделила Югославию на феоды. Тито, наивысший по рангу, и старший всех троих на 20 лет, осуществлял глобальное руководство и в сотрудничестве с Карделем, особое внимание уделял Хорватии. Доменом Карделя была Словения, а Ранкович и Джилас ещё с довоенных времён отвечали за Сербию, Черногорию, а через своих вассалов контролировали ещё и Македонию, Косово, Воеводину, Боснию и Герцеговину. Разделение обязанностей осуществлялось и на другом уровне: Кардель взял на себя задачи формирования общественной системы и внешней политики, Ранкович ведал внутренним положением страны, тогда как сферой Джиласа была агитация и пропаганда, т.е. власть над интеллектуальной жизнью. Вместе с Тито эта горстка руководителей принимала все важные решения, а затем предоставляла их Политбюро для верноподданического утверждения»¹.

Из-за властности Тито, примеры которой показаны в книге Пирьевца, тактика партизанской борьбы перенеслась на отношения внутри четвёрки. Это привело к закономерной борьбе за власть и постепенному размыванию «коллективного руководства».

К достоинству Пирьевеца — он рассматривает лидеров четвёрки не как абстрактных личностей, оторванных от общества. 

Для него они выразители идей и тенденций, существовавших в самом Югославском обществе, — именно с этой точки зрения мы их и рассмотрим.

Милован Джилас

После ухода югославов из Коминформа² компартии СССР и других стран обвинили их в ревизионизме и предательстве социализма. В свою очередь югославы поначалу доказывали обратное. Для этого они быстрыми темпами продолжили строить общество по советским лекалам. В 1948-1953 годы ускоренно проводили коллективизацию и индустриализацию по образцу первых советских пятилеток. Однако эти меры привели к волнениям крестьян и рабочих и к диспропорциям в народном хозяйстве.

Ещё с 1945 года в среде югославских коммунистов возникла идея о самоуправлении. Возможно, это было связано с большей близостью югославской компартии к народу в сравнении с остальными компартиями Восточной Европы. Параллельно с мыслью о самоуправлении возникла идея демократизации общественной и политической жизни. К 1950 году остановили форсированную русификацию: русские учебники заменили на югославские, а «Краткий курс истории ВКП(б)» убрали из списков обязательной партийной литературы. Коммунистическую партию переименовали в Союз Коммунистов, который стал «воспитателем» и полем для идеологических дискуссий.

Одним из тех, кто двигал политические реформы, был Милован Джилас. Во время постепенного отхода от советской модели он подвергал критике СССР и соцстраны, описывая их как государственно-капиталистические. В его рассуждениях была доля истины в том смысле, что в экономиках СССР и соцстран существовали элементы государственного капитализма. Государственное регулирование капиталистической экономики впервые применили в капстранах в период Первой мировой войны. Поэтому государственное планирование является элементом государственного капитализма. Национализация, индустриализация, коллективизация — всё это государственно-капиталистические меры. Они «социализировались», потому что их принимали коммунистические партии. В остальном теории Джиласа были ошибочны. 

Слова Милована Джилоса нашли отклик среди леворадикальных интеллектуалов, так как режим Тито был ещё очень похож на советскую систему. Лозунги «истинного социализма», которые лились из югославской пропаганды, не отражали реальных изменений в обществе. Частично развилось самоуправление и проявилась реальная демократизация в общественной жизни, но югославское общество всё ещё сильно напоминало советское, особенно по методам управления. Социалистическая бюрократия — порождение советского общества — не была настроена на ослабление политического контроля, например созданием второй социалистической партии. А этого и хотела часть левой интеллигенции.

Югославские коммунисты не могли не проводить реформы, потому что потеряли бы власть, но и не могли их проводить — из-за страха потерять власть. Поэтому все реформы были половинчатыми и непоследовательными.

Медленное и непоследовательное проведение реформ — несоответствие лозунгам — на практике приводило интеллигенцию к поддержке Джиласа. Последний стал критиковать не только советское, но и югославское общество. Критика слева югославской компартии ударяла по легитимности власти. Поэтому все члены бывшей «четвёрки» выступили против Джиласа, что предопределило его судьбу. Он попытался пойти на попятный, но возможности уже не было. Джиласа исключили из партии — это привело его в лагерь антикоммунизма. Позже, в 60-х годах, он не поддержал новых левых диссидентов и полностью отошёл от коммунизма в сторону абстрактных прав человека и либеральной демократии. 

Югославские интеллектуалы так и не добились проведения широких политических реформ.

Эдвард Кардель

Кардель был одним из реформаторов Югославского общества. Однако его теоретические воззрения чаще всего отрывались от жизни.

«Всю жизнь он хочет загнать в законы, указы, предписания, а жизнь требует своего, ломает всю эту нормативную систему. Это последствие убеждений Карделя, впрочем как и убеждений Джиласа, что главное — теория, а не как считал Тито, что прежде всего это жизнь со всеми своими противоречиями»³. Югославская пропаганда подогрела реформаторские устремления и настроила общество на коренные изменения. Если в политической жизни эти изменения не произошли, что предопределило падение Джиласа, то надежды на изменения в социально-экономических отношениях оставались.

Идею самоуправления декларировали ещё с послевоенных времён, а наиболее активно — после разрыва с Информбюро. Югославы хотели показать, что их путь к социализму отличается от советского. Однако декларация этих идей и подготовка к их реализации сталкивались со значительными проблемами. 

«Следует учитывать, что экономическая политика, которую начали проводить в 1950 году, вопреки высокопарным словам, не вызывала у рабочих доверия и заинтересованности, прежде всего из-за нехватки правовой поддержки и из-за расхождений между теорией и практикой. Модель самоуправления требовала от рабочего, чтобы он стал умным и дальновидным предпринимателем с развитым “социалистическим сознанием” и чтобы помимо выполнения своей работы он посвящал время и энергию реализации поставленных задач.
Вскоре в повседневной действительности начался конфликт между этими нереальными посылами, опирающимися на идеологическую “надстройку”, и общественной, экономической и политической данностью. Югославские теоретики много говорили о “развитии инициативы масс снизу”, которая якобы уже в годы народно-освободительной борьбы являлась первым и главным условием победы. Неграмотность и малообразованность широких народных масс, экономическая отсталость и общая ослабленность югославского общества и прежде всего нежелание партии отказаться от своей гегемонистской структуры с самого начала практически парализовали эксперимент самоуправления»⁴.

Кардель усиливал разрыв между теорией и практикой. В своих реформах он ориентировался на Словению, которая была самой развитой республикой Югославии. Те экономические и политические принципы, которые могли функционировать в словенском обществе, не могли применяться к более отсталым республикам. В этом заключалось глубокое противоречие между воззрениями Карделя и ситуацией в самой Югославии.

Самоуправление в условиях смешанной экономики реально, хотя и ограниченно, развивало социалистические производственные отношения и отводило от советской модели. Но в условиях Югославии оно частично превращалось в фикцию и вело к конфликтам между республиками из-за общей отсталости страны.

Реформы 1957-1960 годов закономерно усилили права республик: предприятия получили большую финансовую самостоятельность, администрация — право увольнять работников, а региональная бюрократия повысила своё политическое влияние.

Любой экономический вопрос в рамках Югославии был также национальным вопросом. Каждая экономическая реформа затрагивала интересы тех или иных республик. Словения и Хорватия как наиболее развитые республики требовали автономию и федерализацию, что вело к распаду Югославии. Они имели большую возможность влиять на союзный центр, поэтому любые реформы проводились в их интересах. В то время как наиболее отсталые субъекты, в первую очередь Сербия, стремились к сохранению централизованной системы и единого государства. 

Нехватка финансов для проведения реформ усилила конфликт между республиками: деньги можно было получить, только увеличив налоги на население. Оно ощутило давление, но сильнее всего досталось крестьянам. В то время как промышленные рабочие получали привилегии, первые годы реформ для сельских жителей оказались самыми тяжёлыми, — а они составляли больше половины населения Югославии. От реформ в промышленности наибольшие привилегии получали Хорватия и Словения. А финансовое бремя ложилось на Сербию, Черногорию, Македонию, Боснию.

Начались конфликты внутри партии между условно «либеральным» крылом, интересы которого выражал Эдвард Кардель, и «консервативным», которое представлял Александр Ранкович. 

Александр Ранкович

Александр Ранкович возглавлял организационный отдел партии, заведовал кадровыми вопросами, а в 1950-1960 годы курировал спецслужбы. Он олицетворял силу не только партии, но и партийно-союзной бюрократии, которая ратовала за сохранение централизованной системы. Его авторитет поддерживали сербы и наименее развитые республики, которые выступали за сохранение единого государства.

Если в 1950-х Тито опирался на преобразования Карделя, то в начале 60-х в Югославском обществе начал пробиваться национализм — он привёл Тито к переосмыслению своей позиции. Кардель временно впал в немилость. 

Возникло противоречие. Тито сам являлся продуктом советской системы и не мог в полной мере отказаться от неё, не потеряв власть. Но он не мог повернуть назад. Независимость Югославии от политического давления СССР основывалась на идеологии «особого югославского пути к социализму» — отход от неё означал усиление влияния СССР. Для Тито это было неприемлемо. 

Чтобы пресечь национализм, пытались рецентрализовать экономику. Вернуться к советской модели — значит не решить противоречия, а лишь временно их заморозить. Поэтому рецентрализация, которую провели в 1961-1963 годах — усилили союзный центр, перенаправили инвестиции в наименее развитые регионы, создали комиссии по противодействию экономической преступности, — не решила корень проблем.

Последующий экономический кризис 1964 года подвигнул Тито по-новому децентрализовать экономику. В это время в немилость впал и Ранкович. Он обладал большими престижем и властью, а Броз противился конкуренции. Сыграло роль сближение Тито с хорватской и словенской администрациями. Они как могли угождали Тито и вновь заманили его на сторону Карделя. 

Вместе с падением Ранковича окончательно пало и «коллективное руководство»: 

«Американский посол в Белграде Чарльз Б. Эбрик после падения Ранковича констатировал, что это событие уничтожило всю систему властных отношений, которая сложилась в Югославии после войны между шестью республиками и которую заботливо взращивали все эти годы». 

«IV Пленум, по его мнению, нанёс мощный удар по “братству и единству”, являвшимися до того момента связующими силами между членами партии. “Вероятно, непосредственным результатом всего этого будет рост напряженности между национальностями, поскольку каждая станет стремиться использовать новые условия для удовлетворения своих интересов, которые не всегда отвечали общим югославским интересам»⁵.

Тито и национальный вопрос

Чтобы решить национальные противоречия, провели крупную «общественно-экономическую реформу» 1965 года. 70% дохода оставили предприятиям, девальвировали динар, улучшив положение экспортных отраслей, ликвидировали часть субсидий промышленности. Большую часть инвестиций перенесли на республиканский уровень, а централизованные инвестиции уменьшили.

По замыслу реформы, если дать больше самостоятельности республикам, улучшатся взаимоотношения между ними. Итог получился обратным: реформа усилила противоречия. 

Ослабление союзного правительства и провал реформы породили во второй половине 1960-х — начале 70-х годов группы, ратующие за предоставление большей автономии своим республикам: «технократы» в Словении, «либералы» в Сербии, «национальная оппозиция» в Хорватии — они последовательно критиковали режим и послевоенное поколение, которое имело всю власть, но уже не отвечало потребностям времени. 

За 20 лет Югославия добилась большого экономического успеха, в частности повысила уровень жизни и грамотность населения. Встраивание в мировой рынок шло на руку Хорватии и Словении, которые экспортировали основную продукцию. Широкое развитие экспорта и торговли дало большой толчок промышленности северо-западных регионов — в них хлынули потоки новой рабочей силы.

Другие республики стали выступать против доктрины самоуправления, так как для них такая система стала формой проявления национализма хорватов и словенцев.

Как говорил Кардель: «Словения должна быть приемлемой для Югославии, а Югославия — такой, чтобы Словения могла её принять»⁶.

«Прежде всего этот тезис подтверждал подозрение, которое стало укрепляться в некоторых, прежде всего сербских, регионах во второй половине 1960-х гг., что система общественного самоуправления — это маскировка национализма и бюрократической монополии. Самоуправление противоречит югославянству и социалистическому единству Югославии и разрушает их: оно создает законный этатизм, партикуляризм и укрепляет власть национальных олигархий»⁷.

Постепенно Тито подавил все движения, выступающие за демократизацию общества. К началу 70-х годов он получил полную политическую власть и у него отсутствовали политические оппоненты. Что могло быть гарантией сохранения его власти? Новая децентрализация. Новая экономическая реформа. Самоуправление стало почти религией.

«Кардель был и хотел быть прежде всего теоретиком. Он хотел приказывать практике и управлять ею на основе теории. У него теория приобретала характер религии — марксисткой религии, источником которой был не Ленин и Октябрьская революция, а Парижская коммуна, идеи Маркса и Энгельса о раннем социализме. Особенно в последние 15 лет своей жизни Кардель был глубоко уверен, что именно на него возложена историческая миссия воплотить в жизнь теоретические и практические основы некоторых взглядов классиков марксизма»⁸.

В 1974 году провели новую экономическую реформу «объединённого труда». Вместе с расширением реального самоуправления расширили автономию республик в финансовых и производственных правах — это вело их к изоляции от союзного центра. Югославия превратилась из федерального государства в союз государств, а общее экономическое пространство постепенно распадалось. Пирьевец справедливо называет эту реформу «развалом югославской экономики».

Время позднего титоизма и смерть

В конце жизни Тито волновало лишь сохранение своей власти. Он смотрел на реформы чисто прагматически. Он проводил реформы лишь для того, чтобы сохранить свою власть и целостность Югославии. 

В противоречии между централизацией и децентрализацией он выбрал вариант не идти ни в одном, ни в другом направлении, а балансировать между разными группами интересов. Тито создал систему компромиссов, которая сдерживала противоречия, но не могла их разрешить. 

Хорватия и Словения выступали против перераспределения средств в менее развитые республики, а Черногория, Македония и Босния — наоборот, требовали усиления централизации и государственного регулирования. Не в лучшем положении оказалась Сербия. Она крепче всех была связана с союзным центром и поэтому подвергалась нападкам со стороны развитых республик — урезание прав центра было тождественно урезанию прав Сербии. В её составе находилось два автономных края — Косово и Воеводина, — которые получили больше прав в ходе прошедшей реформы. Сербы не имели права вмешиваться в жизнь этих краёв и, более того, не могли ничего менять на территории остальной республики без их согласия.

После проведения реформы 1974 года Броз вновь сблизился с консервативным крылом, «держа в узде как хорватов, так и словенцев, а также соплеменников в Белграде»⁹. 

Все нуждались в Тито, как в гаранте своих половинчатых привилегий и сдерживания привилегий других республик, правда одновременно и ждали его смерти, так как эта система никого не устраивала.

Как писали аналитики ЦРУ ещё в 1967 году: «Как национальный патриарх, спаситель и политический организатор Тито незаменим. Почти четверть столетия он был символом единства югославских народов и верховным судьёй в Югославии. Как распорядиться его наследством — самый большой вопрос, с которым сталкивается сама партия и Тито. Хотя Тито и видит проблемы, которые вызовет его уход, его гений компромисса и импровизации в этой области бессилен».

«Человек может позаботиться о своих похоронах, но вряд ли сыграет в них активную роль»¹⁰.

Выводы

Тито был властолюбивым бюрократом-арбитром, что предопределило постоянную политическую борьбу в партии. Пирьевец отмечает и явные положительные действия Тито, в частности он поддерживал народно-освободительные движения во всём мире вплоть до своей смерти. Пирьевец оценивает роль Тито в истории Югославии не с точки зрения каких-либо абстрактных принципов, а с точки зрения его действий в интересах югославских трудящихся.

«Он остался в истории и в воспоминаниях людей как государственный деятель, который заслуживает благодарности. Югославия, которую он оставил после своей смерти, сильно отличалась от той, которой он начал править в 1945 г. Из централизованного сталинского режима она трансформировалась в рыночный социализм, провела быструю индустриализацию, обеспечив широким слоям населения стабильный рост жизненного стандарта, пускай и за счёт кредитов. Хотя СКЮ оставалась у власти, система самоуправления обеспечивала на местах возможность влияния на выбор политической линии. Хотя критика режима в любой форме была всё ещё запрещена, искусство и интеллектуальная жизнь уже не были подвержены предварительной цензуре как таковой, но продолжала существовать самоцензура, т.е. каждый нёс ответственность за то, что писал. Ещё важнее было то, что границы были открыты. Не только для людей, но и для идей»¹¹.

Модель югославского «рыночного социализма» нельзя назвать совершенно не жизнеспособной: как показала история, она выполнила опредёленные задачи. Правда, она не могла стабильно существовать долгое время, так как была, по сути, переходным этапом. Она должны была либо укрепить рыночные отношения, — чтобы они в ней возобладали, — либо найти новые методы планирования. 

История Югославии дала нам интересный урок — ни один способ производства не может уйти со сцены истории, пока в его недрах растёт производительность труда. Поэтому волюнтаристское навязывание экономических моделей, которые не соответствуют социально-экономической обстановке страны, в долгосрочной перспективе приводит к её экономическому отставанию. 

Возможность плана выходит из рыночных отношений, но их сохранение и укрепление ведут к вырождению социалистического общества.

Как выводить план из рынка, включая в управление самих производителей, при этом изживать этот рынок? Ответа пока нет.

Отметим недостатки книги. У Пирьевца заметна определённая неосведомленность о позиции Сталина по Второй мировой войне. Мы не можем сказать точно, намеренно ли Пирьевец искажает известный факт или просто не исследовал этот вопрос, но в книге он пишет, что Сталин не верил в начало войны.

Проблемой является и фрагментарное повествование, особенно в середине книги. Пирьевец часто говорит то о внутриполитических, то о внешнеполитических событиях, а затем переходит к экономике, — такие резкие переходы запутывают повествование.

Несмотря на это, стоит отдать историку должное. Он не стремится однозначно ответить на не изученные им вопросы, а озвучивает те позиции, которые есть среди историков.

Мы закончим рецензию словами из аналитической записки ЦРУ, которую цитирует Пирьевец: 

«1980-е гг. будут по всей вероятности неспокойным временем. <…> Причиной этому может стать смерть президента Тито, чья роль в создании и сохранении Югославии была настолько велика, что тяжело поверить, что государство можно будет сохранить без него»¹².