ГЛАВА III. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ СЕПАРАТИСТСКИХ НАСТРОЕНИЙ В ПРИБАЛТИКЕ К КОНЦУ 80-Х ГОДОВ

§ 1. Миграция и межнациональные отношения в прибалтийских республиках.

Прибалтика традиционно представляла собой место соседства многих национальностей. Помимо экономических (давших название республикам), здесь на протяжении ряда столетий проживали значительные по численности группы других национальностей: поляки, белорусы, немцы, караимы, ливы, евреи, потомки русских старообрядцев, бежавших сюда в XVII в. от преследовании, и т.д. Всех их, а также население приграничных с другими республиками районов, оказавшихся в составе Литвы, Латвии и Эстонии, в результате административно-территориальных преобразований, можно по праву отнести к коренным жителям Прибалтики.

По данным переписи 1881 г., эстонцы в губерниях Эстонского края составляли 89,8%, немцы – 5,3%, русские – 3,3%. Доля латышей в Латышском крае была еще меньшей: в 1897 г. их на территории нынешней Латвии проживало 68%, русских – 12%, немцев – 7%, евреев – 6%, поляков – 3%¹См.: Федотов А.Н. Критический анализ советологических концепций. ..С. 137; Крупников П.Я. Полвека истории Латвии глазами немцев. Рига. 1989. С. 50; Советская Эстония. 27 октября 1989 г..

Национальный состав городов на этих землях в 1897 г. был следующим: в Эстонии эстонцев-горожан было 67,8%, немцев 16,8%, русских 10,9%, евреев 2,3%²Радуга. Таллинн. 1989. № 1. С. 48. и т.д. В Нарве в этом же году эстонцы составляли 44,1%, русские 43,9%, немцы – 6%³Там же.. Латыши в наиболее крупных городах Латышского края находились лишь в относительном большинстве. В Риге, например, вплоть до 90-х гг. XIX в. они по численности даже уступали немцам, и только к 1897 г. достигли 45% горожан; немцы – 23%, русские – 16%, евреи – 6%, поляки – 5%⁴Крупников П.Я. Указ. соч. С. 50.. В Либаве (Лиепая) национальный состав по переписи 1897 г. был следующим: 38,6% – латыши, 23,9% – немцы, 19,1% – русские, 9,3% – поляки, 8,5% – евреи. В Елгаве (Митава): 45% – латыши, 27,7% – немцы, 12% – русские, 9,1% – евреи, 2,1% – поляки⁵Федотов А.Н. Критический анализ советологических концепций… С. 135..

В дальнейшем в Прибалтике (в основном в Эстонии и Латвии) происходил процесс постоянною снижения доли основной коренной национальности в населении краев. В Латвии, например, в 1914 г. удельный вес латышей сократился до немногим более 60%⁶Там же. С. 136.. Это впрямую связано с усилением миграционных потоков из-за ускоренного развития промышленности.

Таблица 45. Удельный вес населения отдельных национальностей в Эстонской Республике (в %)⁷Составлено по: Куддо А.О. Тенденции миграции населения в Эстонской ССР. Таллинн. 1988.

	28.12.1922	1.03.1934 г.	1.03.1941 г.
всего	100	100	100
эстонцы	87,7	88,2	90,8
русские	8,2	8,2	7,3
немцы	1,7	1,5	…
евреи	0,4	0,4	…
шведы	0,7	0,7	0,7
латыши	…	0,5	0,4
поляки	…	0,1	0,1
другие	1,3	0,3	0,1

Таблица 46. Удельный вес коренных национальностей в населении прибалтийских республик в 1959-1989 гг. (в %)⁸Составлено по: Уровень образования, национальный состав, возрастная структура и размещение населения СССР по республикам краям и областям (по данным Всесоюзной переписи населения. 1959 г.) М. 1960. С. 15-16; Численность, размещение, возрастная структура, уровень образования, национальный состав, языки и источники средств существования населения СССР. По данным Всесоюзной переписи населения 1970 г. М. 1971. С. 31-32..

	Эстония	Латвия	Литва
1959	74,6	62,0	79,3
1970	68,2	56,8	80,1
1979	64,7	53,7	80,0
1989	61,5	52,0	79,6

В годы независимого существования демографическая ситуация в республиках стабилизировались. Данные таблицы 45 относительно Эстонии наглядно иллюстрируют это. Что же касается Латвии и Литвы, то доля основной коренной национальности к середине 30-х гг. составила соответственно 75,5% и 80,6%⁹Там же. С. 135..

Таким образом, еще до вступления прибалтийских республик в состав СССР доля русского населения в Латвии и Эстонии была довольно существенной, а относительное увеличение, по сравнению с началом XX века, эпонимов в национальной структуре можно объяснить сокращением удельного веса немцев (в Эстонии, например, с 5,3% в 1981 г. до 1,5% в 1934 г. и до незначительного числа в 1941 г.; в Латвии – с 7% в 1897 г. до 3,2 в 1935 г.)¹⁰Родник. 1989. № 6. С. 77..

В советское время доля основного «коренного» населения изменялась в соответствии с данными, приведенными в таблице 46. Основная причина резкого снижения удельного веса эстонцев и латышей в населении Эстонии и Латвии связана с иммиграцией в эти республики из других районов СССР. Среди причин также можно назвать сравнительно низкий у них естественный прирост, который на протяжении длительного времени имел устойчивую тенденцию к сокращению. И только с начала 80-х гг. естественный прирост стал увеличиваться, хотя все еще уступая механическому.

В Литве же (см. табл. 46) все эти факторы существенно не отразились на представленности «коренной» национальности в населении республики. Поэтому имеет, видимо, смысл при рассмотрении воздействия миграционных процессов на формирование сепаратистских настроений в Прибалтике сосредоточиться главным образом на примере Латвии и Эстонии.

Первый крупный миграционный поток падает на годы 4-й пятилетки (см. табл. 47). В него входили прежде всего возвращающиеся на родину демобилизованные, эвакуированные, репатриированные и т.д. В Эстонскую ССР с 1945 по 1947 гг. в общей сложности прибыла 71 тыс. человек, выбывших оттуда в 1941 г. и в период оккупации¹¹История рабочего класса Советской Эстонии. С. 160.. Какое-то, вероятно, количество местных жителей продолжало возвращаться и в последующее время. Однако подавляющую часть миграционного прироста (две трети) составляли уже тогда выходцы из других районов страны¹²Там же.. Такого же рода процессы происходили и в Латвии в эти годы.

Таблица 47. Динамика миграционных процессов в Латвии и Эстонии в 1945-1988 гг¹³Составлено по: Численность, состав и движение населения Латвийской ССР. Стат. сб. Рига. 1966. С. 7; Латвия, Литва, Эстония. Ч. I. С. 66; Куддо А.О. Указ. соч.; Чевачин В.Н. Миграция: как ее понимать и как с ней бороться. Рига. 1988. С. 11..

годы	миграционный прирост (тыс. чел.)		годы	миграционный прирост (тыс. чел.)
	Эстония	Латвия		Эстония	Латвия
1945	32,7	…	1968	9,4	13,7
1946	76,7	…	1969	15,2	10,7
1947	64,5	…	1970	12,1	13,9
1948	2,1	…	1971	10,0	11,0
1949	62,5	…	1972	7,5	11,0
1950	2,8	1,5	1973	7,0	15,7
1951	20,4	10,3	1974	4,4	14,3
1952	6,2	-2,3	1975	4,1	12,0
1953	3,2	8,2	1976	4,6	8,6
1954	0,2	2,0	1977	7,0	11,9
1955	-1,9	-1,3	1978	4,4	7,4
1956	5,0	26,6	1979	4,2	6,3
1957	3,8	7,4	1980	6,8	5,8
1958	5,5	0,1	1981	7,0	9,3
1959	5,7	6,6	1982	5,5	10,6
1960	5,7	17,0	1983	5,1	10,3
1961	6,9	15,6	1984	6,3	9,9
1962	7,0	12,5	1985	8,3	12,5
1963	11,3	18,4	1986	8,0	11,2
1964	10,8	14,9	1987	7,8	16,2
1965	7,1	16,7	1988	8,0	13,3
1966	6,6	15,8
1967	5,7	12,2

Эстония и Латвия сильно пострадали в годы войны. Однако всё же сравнительно меньше, чем другие оккупированные районы Советского Союза. Здесь сохранилась большая часть жилищного фонда, а уровень жизни людей был значительно выше, чем в среднем по СССР. Кроме того, неурожайные годы – 1946 и 1947 – были отмечены сильнейшим голодом в европейской части России. Все это побуждало жителей близлежащих к Прибалтике Смоленской, Псковской, Ленинградской, Новгородском и др. областей искать лучшей жизни в Эстонии и Латвии.

С другой стороны, имелась большая потребность в увеличении населения и в самих республиках. Так, людские потери в Эстонии составили 19,3% от довоенной численности¹⁴Там же.. Кроме погибших, было огромное количество людей, угнанных в Германию, уехавших с фашистами в конце оккупации и т.д. Помимо этого, на демографическую ситуацию повлияли последствия сталинских репрессий. По данным Института Экономики АН ЭССР, только с 1940 по июнь 1941 г. в Эстонии было казнено и депортировано более 12 тыс. человек. А в связи с проведением коллективизации во второй половине 40-х гг. подверглось аресту и ссылке еще около 25 тыс. человек.

Развитие сланцевой и металлообрабатывающей промышленности Эстонии не могло быть обеспечено полностью только местными трудовыми ресурсами. Требовалось увеличение численности и строительного персонала. Поэтому с 1945 г. для нужд Северо-Восточного промышленного района Эстонии начался организованный набор рабочих¹⁵Там же. С. 161.. Однако в 1945-1948 гг. эффективность этой меры была крайне низкой: плановые задания по вербовке кадров как внутри республики, так и за ее пределами выполнялись предприятиями на 15-20%¹⁶Там же. С.с. 172-174..

В апреле 1949 г. образовалась Эстонская республиканская контора организованного набора рабочей силы, подчинявшаяся Министерству труда СССР. Но даже усиление централизации не смогло в необходимой мере снизить остроту кадровой проблемы. Удельный вес рабочих в общем объеме принятых на работу в 1949 г. составил примерно 20%. При этом доля местного сельского населения, среди прочих участвовавших в оргнаборе, достигала 80%. Основной же формой пополнения рабочих кадров промышленности и строительства Эстонии был самотек¹⁷Там же..

Бесконтрольно протекал и миграционный процесс Так, если в 1949 г. механический прирост в Эстонской ССР составил 62,5 тыс. человек (см. табл. 47), то число организованно направленных рабочих в промышленность и строительство насчитывало только 4,1 тыс¹⁸Там же. С. 173..

Стихийность межреспубликанской миграции в Эстонию и Латвию доказывается и данными динамики развития этого процесса, представленными в таблице 47. Очевидно, что установить какую-либо закономерность, указывающую на сознательное регулирование потоков переселенцев на протяжении 40-50-х гг., едва ли возможно. Закономерность прежде всего следует искать в тех условиях, которые толкали людей искать лучшую долю в Прибалтике. Эстония же и Латвия в эти годы могли дать и жилье, и работу.

Однако уже в 50-е гг. бесконечный миграционный поток в Прибалтику стал создавать массу социальных проблем. Основным местом расселения вновь прибывших являлись города. В одном лишь Таллине за 1945-1947 гг. число жителей увеличилось на 56,4 тыс. чел., причем 94,7% всего прироста составил механический прирост¹⁹Там же. С. 160.. Всего численность городского населения Эстонии за годы 4-й пятилетки возросла в 2 раза²⁰Народное хозяйство Эстонской ССР в 1976 г. Таллин. 1977. С. 12..

Быстрый рост городского населения за счет миграции отражался на пропорциях размещения жителей на территории республик. Так, к 1959 г. более половины горожан Латвийской ССР проживало в Риге (всего население Риги с 1939 г. увеличилось с 355 тыс. до 605 тыс. чел.)²¹Уровень образования, национальный состав… С.с. 28, 30.. Во втором по численности городе Латвии – Лиепая – в то же время насчитывалось жителей в 8,5 раз меньше, чем в столице. Всего же только в трех самых крупных городах, включая Даугавпилс, расселялось 35,4% всего населения республики²²Там же. С. 28..

Как видно из таблицы 47, наибольший механический прирост в Латвии пришелся на 1956 и 1957 гг., т.е. на то время, которое непосредственно предшествовало начавшемуся процессу децентрализации управления экономикой в СССР. Этот всплеск миграции сопровождался ухудшением положения в жилищной сфере, т.к. прибывающие в республику для работы на промышленных предприятиях в первую очередь претендовали на получение новых квартир. Недовольства местному населению прибавляло и то, что большинство тех, кто решал проблему жилья и прописки – руководители органов внутренних дел и домоуправлений, директора предприятий – были нелатышами²³Юрмала. 11 сентября 1988 г. С. 8., и что давало повод для подозрений их в протекционизме приезжим.

Выход из такой ситуации некоторые ведущие партийные работники республики – В. Круминь, Э. Берклав, А. Никонов, К. Озолинь и др. – видели в прекращении миграции. Ускорение с 1957 г. процесса передачи в республиканское подчинение промышленных предприятий, а также повышение вообще роли республиканских органов в управлении делами создавали благоприятные предпосылки для проведения мер по установлению контроля за кадровой политикой предприятий, пропиской в Риге (ограничения на прописку уже существовали в Москве, Ленинграде и Киеве)²⁴Там же.. Это сразу же дало результаты, и в 1958 г. наблюдалось резкое сокращение миграции в республику (см. табл. 47).

Однако такой поворот дел не устраивал ни руководителей промышленных предприятий, ни республиканский Совет Министров, отчитывавшихся за выполнение плана перед вышестоящими органами. И, обвинив противников миграции в национализме, хозяйственники, при поддержке некоторых секретарей местного ЦК компартии, добились исключения их из рядов КПСС на июльском (1959 г.) Пленуме ЦК КП Латвии. Исключенные были сняты со своих постов, и часть из них даже была выслана из республики²⁵Подробнее об этом см.: Коммунист Советской Латвии. Рига. 1988. № 7, С. 56; Ригас Балсс. 7 июля 1989 г.; Юрмала. 22 сентября 1988 г..

Таким образом, события 1958-1959 гг. в Латвии можно считать рубежными для развития национальных отношений в Прибалтике. Они отражали общие противоречия экономического развития региона, что в свою очередь восходило к противоречиям хозяйственной системы Советского Союза. Эти события явились прямым следствием процесса децентрализации экономики.

С начала 60-х гг. экстенсивное производство, расширение строительства новых предприятий в условиях истощения ресурсов местной рабочей силы привели к резкому увеличению миграционных потоков в Эстонию и Латвию. Если за 1955-1959 гг. среднегодовой механический прирост населения этих республик составлял соответственно 3,6 тыс. и 7,9 тыс. человек, то в последующие 5 лет – уже 8,3 и 15,7 тыс. (см. табл. 47). Примерно на таком же уровне держалась миграция до конца 60-х гг. и в первой половине 70-х гг. В это время (1966-1970 гг.) в Латвии, например, было построено более 20 крупных промышленных предприятий, в том числе Олайнский завод химреактивов. Рижский опытный завод «Спецстальконструкция», Резекненский завод «Электроинструмент», Огрский трикотажный комбинат, комбинат крупнопанельного домостроения в Риге и др²⁶Чевачин В.Н. Указ. соч. С. 31.. Именно на 60 – нач. 70-х гг. падает наибольший механический прирост населения в республике.

Аналогично развивался процесс и в Эстонии. Наблюдается нарастание миграции и в Литве, хотя и в менее широких масштабах: с середины 60-х гг. среднегодовое положительное миграционное сальдо составляло 5-6 тыс. человек с тенденцией к увеличению²⁷См.: Федотов А.Н. Критический анализ советологических концепций… С. 127..

Как уже отмечалось, создавшееся в Прибалтике напряженное демографическое положение привлекло в конце 60-х гг. внимание специалистов из центральных планирующих органов. Не исключено, что их мнение во многом способствовало тому, что в начале 70-х гг. предпринятые по инициативе Госплана и Госкомтруда Латвии шаги по пути ограничения миграции²⁸Чевачин В.Н. Указ. соч. С.с. 4-5. не встретили активного сопротивления местных и центральных партийных и хозяйственных органов. Было введено лимитирование численности работающих, разработаны балансы трудовых ресурсов по отраслям и регионам, определены ориентировочные квоты снижения числа занятых в промышленности республики²⁹Советская Латвия. 7 декабря 1985 г.. И хотя эти меры к каким-то видимым изменениям в динамике миграции в Латвийскую ССР не привели, но, по расчетам Госкомтруда республики, без них «межреспубликанская миграция могла бы иметь положительное сальдо ежегодно на 8-10 тыс. человек больше, чем фактически.»³⁰Чевачин В.Н. Указ. соч. С. 5..

Эти инициативы, вероятно, сыграли существенную роль в стабилизации, а с середины 70-х гг. и в некотором снижении миграционного потока в Прибалтику (см. табл. 47), но все же, думается, что в большей степени на эти процессы оказала влияние начавшаяся в 70-е гг. активная политика освоения Сибири, Дальнего Востока и районов Крайнего Севера Советского Союза. Как раз тогда были установлены различные надбавки и коэффициенты к заработной плате работающим в этих регионах. Скорее всего именно это способствовало некоторой переориентации миграционных потоков в СССР. Кроме того, в 70-е гг. активизировалось строительство БАМа, Уренгоя, КАМАЗа и других объектов всесоюзного значения. Советским руководством делались попытки каким-то образом придать организованную форму обеспечению этих строек рабочей силой: проводилась широкая агитация среди рабочих, строителей, транспортников, включались и материальные стимулы. Однако эта политика почти не предусматривала глубокого развития социальной сферы в осваиваемых районах, и в начале 80-х гг. можно отметить ощутимое разочарование у тех, кто откликнулся в свое время на призывы. Поток на Север и Восток страны начал иссякать, и одновременно можно наблюдать новый подъем миграции в Прибалтику (см. табл. 47).

В прибалтийских республиках во второй половине 80-х гг. миграционный прирост был самым высоким в стране. Так, в 1986 г. положительное миграционное сальдо имели лишь 4 республики СССР: в РСФСР коэффициент миграционного прироста на 1000 человек населения составлял 1,7, в Литве – 3,9, в Латвии и Эстонии – 5,9. В 1987 г. в Латвии и Литве миграция была рекордной за последние 20 лет, и коэффициент миграционного прироста вырос соответственно до 7,1 и 4,5, в Эстонии он остался примерно на том же уровне – 5,1 (в РСФСР – 1,4)³¹Там же. С. 10..

Межреспубликанская миграция является основной причиной сильных изменений национального состава населения таких республик, как Латвия и Эстония. Так, механический прирост с 1979 по 1987 гг. в Эстонии составил 59216 человек, из них эстонцев насчитывалось всего 4809, т.е. 8,8%³²Куддо А.О. Указ. соч..

Сокращение удельного веса «коренной» нации сопровождалось увеличением доли русских (например, в Латвии с 26,6% в 1959 г. до 34% в 1989 г., в Эстонии с 20,1 до 26,3%, в Литве с 8,5% до 9,4%)³³Уровень образования, национальный состав… С. 15; Советская Литва. 3 марта 1990 г.; Советская Латвия. 22 марта 1990 г.; Советская Эстония. 3 апреля 1990 г.. Кроме русских, существенную долю в населении республик составляли белорусы (по переписи 1989 г., в Латвии – 4,5%, в Литве – 1,7%, в Эстонии – 1,2%), украинцы (в Литве – 1,2%, в Латвии – 3,5%, в Эстонии – 6,6%), а также поляки (в Литве их насчитывается 7,0%, в Латвии – 2,3%). Незначительная часть населения принадлежит к множеству других национальностей (в Латвии – 3,7%, в Литве – 1,1%, в Эстонии – 3,1%). Таким образом, отношения между русскими, с одной стороны, и местными народами, с другой, в огромной степени определяют межнациональный климат в Прибалтике (в Литве, впрочем, такое же значение имеют отношения между поляками, которые сами являются коренным народом республики, и литовцами).

Среди регионов, которые давали основной миграционный прирост населения Прибалтики, в последние десятилетия были Северо-Западный и Северный районы Российской Федерации. Так, в первой половине 60-х гг. выходцы из этих регионов составляли почти 50% всех прибывших в Эстонию на постоянное место жительства³⁴Куддо А.О. Указ. соч.. Из областей выделялись Псковская, Новгородская и Ленинградская. Для Латвии такую же роль играли Смоленская, Кировская области России и Гомельская с Витебской области Белоруссии.

Однако в 80-е гг. происходит значительное расширение миграционного ареала Прибалтики. Например, доля Дальневосточного, Восточно-Сибирского и Западно-Сибирского экономических районов увеличилась за четверть века по числу прибывших в Эстонию с 11 до 20%³⁵Советская Эстония. 18 марта 1988 г..

Происходило увеличение среднего расстояния от места прибытия мигрантов до прибалтийских республик. Так, в Эстонию в 1971-1975 гг. иммигрировали из районов, расположенных в среднем в 1780 км от республики, в 1976-1980 гг. это расстояние увеличилось до 1840 км, а в 1987 г. – до 2080 км³⁶Там же..

Снижалась доля мигрантов от традиционных районов и по Латвийской ССР. Во второй половине 80-х гг. включались в миграционный ареал республики и стали играть все большую роль в ее миграционном потоке такие области, как Калининградская (10% всех переселенцев). Красноярский край (2,8%), Мурманская область (3,1%), Хабаровский край (2,7%), Магаданская область (2,5%), Приморский край, Тюменская и Иркутская области (в сумме 6,5%)³⁷Естественное движение и миграция населения Латвийской ССР в 1988 г. Рига. 1989. С. 186.. Увеличился отток населения в Латвию из Закавказских, Среднеазиатских республик и Казахстана: еще в 1986 г. прибывшие оттуда составляли в миграционном потоке 9,1%, а в 1988 г. – уже 12,3%³⁸Там же.. Изменение картины миграционного ареала вызвано прежде всего тем, что в близлежащих к Прибалтике районах произошло истощение людских ресурсов (сравнив переписи населения 1959 и 1989 г., можно увидеть, что численность жителей Псковской области за 30 лет сократилась почти на 12%, Кировской – на 11,5%, Калининской – на 7,5%. Орловской – на 4,1%, Рязанской – на 7,0%, а в таких областях, как Новгородская и Смоленская, понесших огромные людские потери в Великой Отечественной войне, население с войны так и не увеличилось)³⁹Рассчитано по: О предварительных итогах Всесоюзной переписи населения 1989 г. // Известия 28 апреля 1989 г.; Уровень образования, национальный состав… С.с. 24-25..

Второе объяснение сложившейся ситуации кроется в том, что быстрые темпы роста промышленности прибалтийских республик требовали все большего числа специалистов, которые приглашались из развитых промышленных районов страны (например, из Красноярского края, Пермской области и т.д.). Они, став руководителями предприятий, стремились решать кадровую проблему путем набора «своих» людей из этих регионов⁴⁰Чевачин В.Н. Указ. соч. С. 12.. Существуют и другие причины, приведшие к расширению миграционного ареала, связанные, в частности, и с общесоюзными демографическими тенденциями, о которых речь шла выше.

Таким образом, миграционные процессы в Прибалтике в 80-е гг. приобрели некоторые особенности, осложнившие их воздействие на взаимоотношения прибалтов с вновь переселившимися. Если в прежние годы основной поток переселенцев шел из считанных районов России, расположенных довольно близко к республикам и связанных с ними многими историческими и культурными связями, то примерно с кон. 70-х гг. главное место в этом потоке стали занимать выходцы из областей и республик, не имевших традиций в отношении с Прибалтикой. Это создавало дополнительные трудности при адаптации вновь прибывших к непривычным для них культурным и социальным условиям, обычаям, психологии, нравам.

Изменение национального состава населения Эстонии и Латвии за годы советской власти было вызвано, как уже отмечалось, направленностью и темпами экономического развития этих республик. Однако едва ли одной этой причины было бы достаточно для того, чтобы побудить огромное число людей со всего Советского Союза, бросив все, весь привычный уклад, родственников и друзей, и двинуться к пасмурным берегам Балтики. Другим не менее важным фактором, обусловившим иммиграцию в Эстонию и Латвию, был традиционно более высокий уровень жизни местного населения. Некоторые показатели уровней доходов в этих республиках, в сравнении с другими республиками СССР, представлены в таблице 48.

Уже в 1975 г. в Латвии и Эстонии уровень заработной платы рабочих и служащих был выше среднесоюзного. При этом следует учитывать, что в некоторых областях РСФСР и Казахстана были введены дополнительные коэффициенты и надбавки к зарплате. Обращает на себя внимание (см. табл. 48) сравнительно невысокий уровень заработной платы в 1975 г. в Литве – ниже среднесоюзного. Этим, вероятно, можно объяснить, что из 3-х прибалтийских республик Литва в то время меньше привлекала внимание переселенцев. Однако, по мере ускорения производственного развития, она в конце концов почти сравнялась со своими соседями в этом показателе, незначительно, но все же опережая их по темпам его роста.

В Прибалтике, при одной из самых высоких в Советском Союзе оплате труда рабочих и служащих, одновременно в большей степени, чем в других высокооплачиваемых районах страны, соблюдался принцип социального равенства. Так, по данным НИИ Экономики при Госплане СССР, в 1988 г., меньше, чем на 75 руб. в месяц жили: в республиках Средней Азии – от 40 до 60% населения, 33,3% жителей Азербайджана, 16,3% – Грузии, 18,1% – Армении, 15,9% – Казахстана, 13% – Молдавии, 8,1% – Украины, 6,3% – РСФСР, 5% – Белоруссии. В Прибалтике количество людей, на каждого из которых приходилось в месяц меньше, чем 75 руб., составляло в 1988 г. примерно 3,5%⁴¹Московские новости. 1990. № 10. С. 9..

Таблица 48. Среднемесячная денежная заработная плата рабочих и служащих в народном хозяйстве по союзным республикам в 1975-1987 гг. (руб.)⁴²Экономическая газета. 1988. № 51. С. 5..

	1975	1980	1985	1987
СССР	145,8	168,9	190,1	202,9
РСФСР	153,2	177,7	201,4	216,1
УССР	133,5	155,1	173,9	185,0
БССР	125,5	150,0	173,9	190,0
Уз. ССР	136,6	155,5	164,2	169,7
Каз. ССР	147,6	167,1	186,5	199,3
ГССР	118,9	145,2	167,6	177,2
Аз. ССР	125,1	148,4	162,6	164,9
Лит. ССР	142,3	166,1	190,0	204,1
мсср	117,0	138,3	157,7	166,7
Лат. ССР	146,4	171,4	195,9	208,9
Кирг. ССР	134,2	147,9	162,6	171,4
Тадж. ССР	136,6	145,5	157,8	165,9
Арм. ССР	138,6	163,1	180,3	191,0
Турк. ССР	162,6	176,2	191,1	198,4
ЭССР	159,8	188,7	215,1	229,0

Высший уровень денежных доходов населения Эстонии, Латвии и Литвы обеспечивался и соответствующим уровнем национального дохода. По этому показателю на душу населения, республики занимали соответственно 1-е, 2-е и 3-е места в СССР, превышая среднесоюзный показатель на 39% в Эстонии и Латвии и 28% – в Литве⁴³Советская молодежь. 1 августа 1989 г..

Уровень потребления здесь был также самым высоким в Союзе. Так, в 1986 г., по отношению к стране в целом, в Эстонии населением потреблено товаров и услуг 133%, в Латвии – 129%, в Литве – 115% (далее следовали Украина – 106%, Россия – 105% и т.д.)⁴⁴Там же..

Качество потребления можно определить по обеспеченности граждан наиболее престижными товарами – например, автомобилями. В 1987 г. на 1000 человек городского населения в Эстонии приходилось 107 автомашин (в селах – 148), в Литве – 108 (93), в Латвии – 84 (89). В целом по стране – 49 (50). Для сравнения в такой стране, как Япония, на 1000 человек населения в 1987 г. имелось 221 автомашина⁴⁵Аргументы и факты. 1988. № 7. С. 2..

Вряд ли имеет смысл перечислять все показатели социального развития прибалтийских республик, в сравнении с другими регионами СССР. Широко известно, что здесь был самый высокий уровень потребления продуктов питания, потребительских товаров, качества жилья, обслуживания и здравоохранения. Таким образом, из всего этого можно сделать два важных вывода. Во-первых, более высокий уровень жизни в Прибалтике, с которым Эстония и Латвия вступили в СССР и который им удалось сохранить за все годы советской власти, стал стимулом для местного обеспечения производства рабочей силой. Без этого иммиграция туда ил других районов страны едва ли достигла бы такой большой степени. Это подтверждается и примером Литвы, относительно которой следует второй вывод: рост миграционного потока в эту республику начался именно тогда, когда благосостояние местных жителей стало приближаться к наиболее высоким показателям в стране. К концу 80-х гг. Литва мало в чем уступала Эстонии и Латвии по уровню социального развития.

Неконтролируемый процесс миграции в прибалтийские республики стал одним из факторов повышения напряженности в сфере межнациональных отношений и развития процесса формирования сепаратистских настроений. Следует подчеркнуть, что этот фактор имеет как объективную (связанную с реальными отрицательными последствиями миграции), так и субъективную (основывающуюся на стремлении определенных политиков использовать последствия миграции в своих интересах) стороны.

Параллельно изменениям в структуре народного хозяйства прибалтийских республик происходили изменения в национальной структуре персонала занятого в производстве. На примере Эстонии (см. табл. 49) можно проследить, как это происходило. Эстонцы были представлены сравнительно пропорционально в народном хозяйстве и в 1977, и в 1987 гг. Некоторое несоответствие объясняется тем, что подавляющее большинство переселенцев, за счет которых в основном шло увеличение доли неэстонцев – люди активного возраста: среди них куда меньше пенсионеров, чем среди местных жителей. Однако, по-видимому, можно допустить, что какое-то количество эстонцев активного возраста перестала работать в сфере народного хозяйства, что вполне естественно в условиях довольно высокого уровня жизни.

Вместе с тем очевидно, что за 10 лет произошли очень сильные сдвиги в национальном составе работающих. Прежде всего бросается в глаза, что при увеличении числа занятых в народном хозяйстве эстонцев (на 5 тыс.), в промышленности их численность сократилась (почти на 12,5 тыс.). При этом наибольшее сокращение абсолютной численности наблюдается в машиностроении (на 2,6 тыс. чел.), пищевой (на 3,1) и легкой промышленности (на 2,4 тыс.). Относительное же сокращение происходило быстрее всего в деревообрабатывающей, целлюлозно-бумажной, химической и др. отраслях промышленности.

В сельском хозяйстве пополнение за счет эстонцев составило всего 3,2% от всех пришедших туда работать. Меньше эстонцев стало на транспорте, связи, в лесном хозяйстве и строительстве. Таким образом, практически вся производственная сфера пополнялась в основном за счет представителей неэстонской национальности, большую часть которых составляли переселенцы.

Совсем противоположная картина наблюдается в непроизводственной сфере народного хозяйства: 70% всего пополнения кадров здесь составляли эстонцы. В общественном питании, например, количество работающих увеличилось на 2,3 тыс. человек, в то время, как эстонцев в этом секторе стало работать на 4,4 тыс. чел. больше. Значит, не только все новые места в общепите были заняты эстонцами, но и значительная часть старых мест, ранее занимаемых неэстонцами.

Ряды работников культуры и искусства также увеличивали практически только эстонцы. Их много пришло в здравоохранение (5,5 тыс.) и в народное образование (5,8 тыс. чел.).

Для того, чтобы точнее судить о профессиональных приоритетах эстонцев, можно познакомиться с национальным составом отдельных предприятий г. Таллина (см. табл. 50). Конкретные примеры более явственно выражают те тенденции, которые были отмечены выше: эстонцы сравнительно мало были представлены в производственной сфере и, напротив, преобладали в непроизводственной.

Таблица 49. Численность и удельный вес эстонцев в общей численности рабочих и служащих по отраслям народного хозяйства в ЭССР в 1977 и 1987 гг⁴⁶Численность рабочих и служащих по полу, возрасту, стажу работы, установленной продолжительности рабочей недели и по продолжительности установленного им отпуска в Эстонской ССР на 1 июня 1987 г. Стат. сб. Таллинн. 1988. С. 27..

	на 1 июня 1977 г.			на 1 июня 1987 г.
	всего рабочих и служащих (тыс. ч.)	из них эстонцев (тыс. ч.)	% эстонцев в общей численности	всего рабочих и служащих (тыс. ч.)	из них эстонцев (тыс. ч.)	% эстонцев в общей численности
всего по народному хозяйству	652,1	404,8	62,1	697,9	409,1	58,7
всего по промышленности	208,2	94,7	45,5	206,8	82,5	39,5
электроэнергетика	8,6	3,5	39,9	8,5	3,0	34,9
сланцедобывающая пр-сть	13,8	3,1	22,1	12,0	2,0	17,1
химическая	8,8	5,3	60,3	10,3	5,6	55,9
машиностроение и металлообр.	46,4	18,5	39,9	50,0	16,0	31,8
лесозаготовительная	7,7	5,8	75,4	8,4	6,6	77,6
деревообрабатывающая	11,1	5,9	53,2	11,5	4,3	36,9
целлюлозно-бумажная	3,6	1,8	50,5	3,7	1,3	36,6
строительных материалов	12,6	4,7	37,4	11,9	3,5	29,2
стекольная и фарфорофаянсовая	2,5	1,8	71,4	2,3	1,5	66,9
легкая	42,5	18,4	43,3	41,3	16,0	38,7
пищевая	34,2	17,5	51,1	30,3	14,3	47,3
полиграфическая	3,0	2,4	80,7	2,6	2,1	83,2
сельское хозяйство	62,9	54,3	86,3	64,7	54,4	84,0
лесное хозяйство	6,9	6,5	94,0	6,9	6,4	92,1
весь транспорт	51,0	24,7	48,5	52,0	23,7	43,8
железнодорожный трансп.	11,7	3,7	31,8	11,1	2,4	21,7
водный	6,8	1,3	18,4	8,0	1,2	14,5
автомобильный	29,3	18,5	63,3	31,1	18,8	60,4
связь	10,8	7,4	68,6	10,0	6,4	64,0
строительство	65,8	41,5	63,1	67,5	41,4	61,3
торговля	31,3	23,0	73,4	36,0	23,5	65,4
общественное питание	19,7	8,0	40,8	22,0	12,5	56,7
жил. коммун. х-во и быт. обсл.	22,1	15,3	69,1	26,0	17,5	67,3
здравоохранение	34,2	24,1	70,6	44,0	29,6	67,4
народное образование	40,1	29,5	73,6	49,7	35,3	71,0
культура и искусство	9,7	7,9	81,3	11,3	9,5	84,0
аппарат гос. общ. управления	18,8	14,3	75,9	17,9	13,0	72,3

Таблица 50. Национальный состав отдельных трудовых коллективов г. Таллина в 1987 г⁴⁷Куддо А.С. Указ. соч. Прил. 32..

наименование коллективов	эстонцев среди работающих в %
объединение «Эстрыбпром» (без рыбкомбината Пярну)	6,0
эстонское морское пароходство	12,0
завод «Вольта»	18,0
объединение ТЭЗ им. Калинина	17,0
машиностроительный завод им. Лауристина	17,0
экскаваторный завод по «Таллекс»	31,0
завод «Ильмарине»	38,0
объединение «Таллинавтотранс»	34,0
автобусное объединение	41,0
таксопарк	66,0
таллинский железнодорожный узел	21,9
трест «Таллинстрой»	10,7
трест «Сантехмонтаж» (по гор. Таллину)	20,3
трест «Промстрой»	6,4
объединение «Эламу»	2,1
всего в строительных организациях гор. Таллина	9,6
объединение «Силикат»	38,2
дом торговли	78,3
объединение общепита	48,0
два продторга г. Таллина	30,0
всего в торговых организациях г. Таллина	5,20

Сопоставим данные таблиц 49 и 50 по отдельным отраслям народного хозяйства, например, по транспорту. Из первой следует, что во всех видах транспорта удельный вес эстонцев сократился, а абсолютная численность увеличилась только в автомобильном. Одной из самых престижных профессий на транспорте в те годы являлась профессия таксиста. Вот здесь-то как раз удельный вес эстонцев значительно выше их доли в населении Таллина (эстонцев и неэстонцев в Таллине было примерно поровну).

То же с торговлей. Если брать эту сферу в целом, то получится, что относительная численность эстонцев, работавших в ней, довольно сильно сократилась за 10 лет. Однако, если посмотреть по видам торговли на примере таллинских торговых предприятий, то можно увидеть разительные диспропорции в представленности эстонцев в более престижной торговле промышленными товарами, с одной стороны, и продовольственной торговле, с другой.

Среди руководителей республики также преобладающее место занимали эстонцы. Хотя, согласно данным табл. 49, за 10 лет произошло некоторое сокращение абсолютной их численности и доли в аппарате управления, однако в большей степени это затронуло лишь нижнее и среднее звенья. Так, например, на 1 февраля 1988 г. эстонцы составляли среди министров ЭССР – 78,4%, замминистров – 79,7%, первых секретарей горкомов и райкомов – 80%, председателей сельских советов – 94,4%⁴⁸Коммунист Эстонии. Таллинн. 1988. № 1. С. 34., руководителей промышленных, сельскохозяйственных, транспортных, строительных и других предприятий и организаций – 82,2%⁴⁹Аргументы и факты. 1990. № 2. С. 5..

Таким образом, можно заключить, что, благодаря действию выше отмеченных тенденций, в республике сложилась такая ситуация, когда отдельные отрасли и секторы экономики оказались поделенными на «сферы влияния» между «коренной» и другими национальностями. «Элитные» профессии сферы услуг, торговли, а также культуры и искусства осваивались преимущественно эстонцами, в то время, как представители других национальностей в основном пополняли ряды промышленных рабочих, транспортников, строителей и т.д. Высший руководящий состав республики тоже носил ярко выраженный непропорциональный характер представительства в пользу эстонцев. Понятно, что такое положение не могло остаться не отмеченным в сознании граждан республики. И это явилось благодатной почвой для распространения различного рода националистических идей, выражающих, с одной стороны, стремление поделить всех на нации «первого» и «второго» сорта и обосновать тем самым приоритет «коренной» нации, а с другой противопоставить этому национальный нигилизм, неприятие реальных проблем эстонского народа.

На самом деле наличие подобных диспропорций в национальном представительстве является закономерным результатом развития социально-экономических и, в частности, демографических процессов. Во-первых, «декоренизация» промышленности и других отраслей производства была вызвана тем, что именно там постоянно создавались новые рабочие места, которые заполнялись в основном иммигрирующими в республику представителями других национальностей (главным образом русскими). «Русскоязычных» кадров становилось все больше и больше, и постепенно русский язык стал доминировать в производственной сфере. Особого желания овладеть эстонским языком вновь прибывшие не проявляли: по данным исследований, проводившихся в начале 1988 г., только 22,2% опрошенных русских выражали стремление свободно разговаривать по-эстонски, 66,7 считали, что вполне достаточно понимать, что говорят, а 11% полагали, что язык знать вообще не обязательно. Ответы эстонцев по соответствующим пунктам анкеты распределились следующим образом: 92,1 – за свободное владение русским языком, 5,3% – за то, чтобы понимать, что говорят и лишь 2,6% не видели надобности в освоении русского языка⁵⁰Хаав К. Миграция и трудовая мораль. // Эстонская панорама. Таллинн. 1989, № 1. С. 9.. Неудивительно, что в конце концов работающие в промышленности эстонцы стали разговаривать на родном языке только в свободное от работы время. Вполне естественно, что такое положение многих из них не устраивало, и они стали искать возможность приложить силы в иной сфере, чем производство.

Во-вторых, по мере развития производительных сил, в республике создались условия для расширения непроизводственной сферы народного хозяйства Эстония – издавна была одним из самых популярных мест отдыха советских людей, и это диктовало необходимость создавать рабочие места в различных видах сервиса. На эти места и распределялись выбывающие из промышленности. Нельзя, наверное, исключить, что при наборе в сферу услуг определенное предпочтение перед всеми остальными отдавались эстонцам. Однако, помимо субъективных, существовали вполне обоснованные объективные мотивы для такого предпочтения. Для работы в торговле и обслуживании населения требовалось двуязычие, а с этим у эстонцев дела обстояли лучше, чем у других по переписи 1989 г., 33,6% эстонцев владели русским языком, в то время, как среди «некоренных» жителей эстонский освоили 13,3%⁵¹Советская Эстония. 10 февраля 1990 г.. Причем среди эстонцев, проживавших в городах с многонациональным населением, владение русским языком приближалось к абсолюту (по данным сектора демографии Института экономики АН ЭССР, в Таллине и Кохтла-Ярве в 1988 г. в разной степени владели русским языком 99% эстонцев)⁵²Куддо А.О. Указ. соч. Прил. 34..

Не последнюю роль двуязычие играет также и в области культуры, в науке и управлении. Этим в какой-то мере объясняется преобладание там эстонцев.

Быстро протекавший процесс механического прироста «некоренного» населения поставил также проблему психологической адаптации разных народов друг к другу. Во всех трудовых коллективах огромное значение для установления нормальных отношений между коллегами имеет совпадение психологических установок на выполнение совместной работы. Широко известно, что эстонцы аккуратный и педантичный народ. Как констатируют исследователи этнографы, их отношение к делу «составляет ключевое качество, определяющее значение личности в обществе… Отношение к труду – это для эстонца и основной критерий оценки представителей других национальностей.»⁵³НТР и национальные процессы. М. 1987. С.с. 14-15..

Если отталкиваться от этого мнения, то при сопоставлении этических установок на труд эстонцев и, например, русских можно определить, насколько комфортно первые должны себя чувствовать в одном коллективе со вторыми. В 1986 г. Институтом истории партии при ЦК КПЭ проводилось социологическое исследование на тему «Отношение к труду и активность коренных жителей и мигрантов». Некоторые обобщенные результаты этого исследования включены в таблицу 51.

Таблица 51. Отношение к труду эстонцев и русских (в % к общему числу опрошенных)⁵⁴Хаав К. Указ. соч. С. 9..

	Эстонцы	Русские
Делает только то, что требуется	16	30
Делает несколько больше	18	24
Делает так хорошо, как только можно	66	46

Данные таблицы, безусловно, требуют критического к себе отношения: то, что люди думают о себе сами, не всегда соответствует тому, что есть на самом деле. Однако изначальную психологическую установку на труд они, вероятно, выражают верно. Таким образом, получается, что две трети эстонцев и чуть менее половины русских скорее всего неплохо бы поладили бы, работая вместе. Однако отношение к русским в целом сильно откорректировала бы та их часть, которая выполняет свою работу без всякого энтузиазма. Это обстоятельство также следует учитывать, когда речь заходит о причинах выбывания эстонцев из сферы производства.

Таким образом, налицо достаточное число объективных факторов, повлиявших на соотношение «коренной» и других национальностей в народном хозяйстве. Большинство из них так или иначе связаны с развитием межреспубликанской миграции.

Разделение отраслей хозяйства по национальному признаку затрудняет широкое общение между представителями разных народов. Это привело к росту взаимного недоверия, настороженности и подозрительности. В таких условиях бывает несложно найти повод для взаимных обид и претензий друг к другу. В обстановке нормально функционирующей экономики, обеспечивающей материальный и культурный прогресс общества, нет надобности искать такие поводы. Когда же производство не в состоянии восполнить дефицит материальных благ, то всегда возникает соблазн найти виноватого, теша себя иллюзией, что сразу все образуется, как только он лишится возможности «вредить». Такими «виноватыми» для эстонцев стали «русскоязычные». Именно в них не только эстонцы, но и все прибалты склонны были персонифицировать источник острых социальных проблем.

И действительно, складывается впечатление, что в связи с активным заселением Эстонии и Латвии, а в 80-е гг. и Литвы, выходцами из других республик решение многих социальных вопросов стало трудноразрешимым делом. В первую очередь это касается жилищной проблемы.

Судя по данным статистики, средняя обеспеченность жильем в прибалтийских республиках была несколько лучше, чем по Союзу в целом⁵⁵См.: Народное хозяйство СССР за 70 лет. С. 518.. Однако изношенность жилищного фонда здесь значительно превышала среднюю по стране (в Эстонии, например, она достигала 31% против 17% среднесоюзной)⁵⁶Вечерний Таллинн. 30 ноября 1987 г..

Распределение нового жилья происходило в первую очередь между теми, кто имел ограниченную площадь или жил в общежитиях. Таким образом, коренные жители обладали небольшими шансами, по сравнению с приезжими, улучшить свои жилищные условия, поскольку те прибывали, не имея вообще никакого угла. Кроме того, преобладающая часть жилищного строительства велась крупными предприятиями, которые находились в союзном подчинении. Эстонцы и латыши (на последних вполне можно распространить выводы относительно пропорций национальной представленности в народном хозяйстве республики) слабо представлены в крупной промышленности. Поэтому для большинства из них единственный путь получить благоустроенное жилье – только посредством исполкомов местных советов. А их жилищный фонд был весьма невелик.

В результате, уже к концу 70-х гг. в городах Эстонии, например, в полностью благоустроенных квартирах проживало 81% неэстонцев. Из всех городских эстонцев⁵⁷Дробижева Л.М. Духовная общность народов СССР. М. 1981. С. 80. только 54,5% проживало в подобных условиях. Такое же положение сохранилось и в конце 80-х гг⁵⁸Социально-культурный облик советских наций. М. 1986 С. 363.. Данные таблицы 52, предоставленные сектором социального развития и демографии бывшего Института экономики АН ЭССР, позволяют убедиться в результатах действия описанного выше механизма.

Таблица 52. Выдача ордеров на новое жилье и на освободившееся жилье с удобствами в г. Таллине в 1986 г.

Городской район	Эстонцы		Неэстонцы		Всего
	новое жильё	освободившееся жильё	новое жильё	освободившееся жильё
Калининский	124	37	586	156	903
Ленинский	298	105	386	78	864
Морской	174	59	723	238	1194
Октябрьский	278	166	132	187	760
Отдел по учёту и распределен. жилой площади	190	17	407	49	663
Всего	1061	384	2231	708	4384

Один из результатов был, например, таков, что в Таллине эстонцы в два раза реже справляли новоселье, чем представители других национальностей. Неудивительно поэтому, что утверждения типа – «люди, приехавшие в Эстонию после войны, волей-неволей являлись орудием колониальной политики Центра»⁵⁹Советская Эстония. 23 мая 1990 г. – для массы коренных жителей (не только эстонцев) не выглядело лишенным смысла. А отсюда уже недалеко до оправдания приоритетного развития «коренной» нации.

«Теория» приоритета коренной нации – не что иное, как закамуфлированное проявление самого оголтелого национализма. Вся ее «научная» и «нравственная» аргументация построена на спекуляции объективными проблемами, возникшими в недрах директивной системы. Апологеты «теории» примешивают к этим проблемам национальные мотивы, говорят о сознательной русификации и деэтнизации прибалтийских народов, проводимых союзным руководством на всем протяжении советской власти. Единственный способ противостоять этому – обеспечить социальные, юридические, политические гарантии «коренной» нации (нации-эпониму), остальных же необходимо рассматривать, как граждан второго сорта.

Понятно, что большинство русских такую постановку вопроса считают для себя унизительной. Они вовсе не орудия «колониальной» или какой-либо другой политики и не желают нести ответственность за провалы системы и ошибки руководства. Поэтому, когда националистические лидеры объявляют о том, что их идеи и поступки продиктованы исключительно волей всей «коренной» нации, многие русские часто адресуют свой протест целиком эстонскому, латышскому и литовскому народам. Именно здесь и лежит корень межнациональной розни!

Таким образом, неконтролируемый процесс миграции в прибалтийские республики следует считать объективным фактором, субъективно раздуваемым националистами, в складывании межнациональных отношений в Прибалтике в конце 80-х гг. Истинную остроту в эти взаимоотношения внесли не столько реальные противоречия, сколько субъективное истолкование миграционных процессов как часть «колониальной политики» Центра. Такой подход имел целью обосновать сепаратистские устремления известных сил. А обвинение русских в пособничестве колониальной политике направлено на устранение их из политической и полноценной экономической сферы жизни республик с тем, чтобы они не стали помехой для политики сепаратизма.

§ 2. Проблемы экологии и их роль в развитии политического сепаратизма в прибалтийских республиках в кон. 80-х гг.

Опыт всего послевоенного развития Прибалтики показывает, что экстенсивное производство порождает не только экономические, демографические, и социальные проблемы, но и приводит к конфликту между хозяйствующим человеком и его средой обитания. Экологический кризис в этой части страны в основных чертах мало, чем отличается от ситуации в большинстве индустриальных регионов. Более того, в стране без какого-либо труда можно отыскать множество мест, где загрязнение атмосферы, водных ресурсов, истощение почв и сокращение лесного фонда протекали в куда более катастрофических масштабах.

Это общее сравнение не дает никаких оснований принижать остроту проблемы окружающей среды для прибалтийских республик. Эта проблема объективно существовала и имела свой собственный невеселый оттенок на экологическом фоне всей страны. А раз так, то вполне правомерен вопрос об ответственности за создавшееся положение вещей. Однако при ответе на этот вопрос в условиях политической и межнациональной напряженности часто возникает соблазн искусственно усилить роль национального фактора, косвенно или даже впрямую связать его с разрушением природы. Цель данного раздела книги – выявить объективный и субъективный характер зависимости межнациональных отношений и политики сепаратизма в Прибалтике от проблем окружающей среды и причин их породивших.

Складывание экономического потенциала Эстонии, Латвии и Литвы большей частью происходило без учета его воздействия на природу. Этим объясняется высочайшая степень концентрации вредных производств в отдельных городах и районах республик. Основы такой ситуации были заложены еще на заре индустриальной эпохи, и тогда же проявились первые губительные последствия. Так, по данным рижского общества для надзора за паровыми котлами, средняя концентрация сернистого газа в воздушном бассейне города с апреля по октябрь 1913 г. составила 0,42 мг/куб. м, что, по современным нормам, в несколько десятков раз превосходит предельно допустимую концентрацию (ПДК) этого вещества и в 20 раз – его содержание в воздухе Риги конца 80-х гг⁶⁰Советская Латвия. 20 мая 1989 г.. За семь с лишним десятков лет атмосфера промышленных центров Прибалтики, помимо сернистого газа, засорялась огромным количеством других, порой еще более вредных для организма человека, веществ. Вот данные Центра наблюдений за загрязнением природной сферы Латвгидромета по отдельным городам республики за 1989 г.: в Олайне, благодаря деятельности таких предприятий, как ПО «Латвбиофарм» и НПО «Биолар», концентрация изопропилового спирта достигала 3,9 ПДК, аммиака – 8,4, пиридина – 3,6, соляной кислоты – 2,1 ПДК. В Вентспилсе максимальная концентрация хлористого калия в некоторые дни составляла 10,9 нормы ориентировочно безопасного уровня воздействия. В Лиепае из-за выбросов завода «Сарканайс металургс» количество пыли в атмосфере иногда в 4 раза превышала норму. В Юрмале в районе Слокского целлюлозно-бумажного завода максимальное содержание в воздухе сероводорода отмечалось в 4,7 ПДК, аммиака – в 1,4, фенола – в 2,2 и того же сернистого газа – в 5,6 ПДК. Наконец в Риге, где размещен Болдсрайский промышленный узел, фенол концентрировался в размерах 4,8 ПДК, аммиак – 3,3, формальдегид – 1,3 ПДК⁶¹Там же..

Высок уровень загазованности воздушного бассейна был в 80-е гг. и в некоторых городах Литвы. При том, что по этому показателю республику никогда нельзя было отнести к числу неблагополучных, тем не менее, здесь также были свои зоны бедствия. Например, в 3-х из 44 районов Литовской ССР – Акмянском, Мажейкском и Тракайском – с населением 4,9% от общереспубликанского, выбросы вредных веществ от стационарных источников в 1988 г. составили 50,9% всех выбросов в республике⁶²Рассчитано по: Охрана атмосферного воздуха в Литовской ССР за 1988 г. Стат. бюллетень. Вильнюс. 1989. Вып. № 5 (1969). С.с. 18-19.. В расчете на одного жителя в Н. Акмяне пришлось 5259 кг вредных веществ, в Мажейкяе – 1379 кг (для сравнения: в Вильнюсе – 58, Каунасе – 72, Клайпеде – 70 кг). А в относительно «чистом» Шяуляе, где выброс на одного жителя в 1988 г. равнялся всего 40 кг, средняя годовая концентрация пыли превосходила ПДК в 2 раза, бензопирена – в 5-10 раз, двуокиси азота – в 1,25 раза⁶³Там же. С. 17..

Если по Литовской ССР в 1988 г. промышленными предприятиями выделено в атмосферу 453,6 тыс. тонн вредных веществ⁶⁴Возрождение. 12 мая 1989 г. С. 1., то более, чем вдвое меньшей Эстонии выброс составил 551,8 тыс. тонн⁶⁵О работе народного хозяйства Эстонской ССР. Сб. докл. Таллинн. Вып. 2 (42): 1989. С. 29.. Наиболее бедственная, даже катастрофическая ситуация сложилась в Северо-Восточном промышленном районе республики, особенно в таких городах – центрах добычи и использования горючих сланцев, как Кохтла-Ярве, Нарва, Силламяэ. Достаточно сказать, что, по свидетельству Председателя Госкомприроды СССР Н.Н. Воронцова, Кохтла-Ярве относился в то время к числу ста городов Советского Союза, где самая тревожная экологическая обстановка⁶⁶Советская Эстония. 20 октября 1989 г.. На территории города, включая пригороды, было расположено 22 предприятия с 2110 источниками выделения вредных веществ в атмосферу. В 1987 г. их ежесуточный выброс составил 133,1 тонны, или в расчете на одного жителя – 1,4 кг⁶⁷О работе народного хозяйства Эстонской ССР. Вып. 2 (42). С. 208..

Основными стационарными источниками загрязнения воздушного бассейна на Кохтла-Ярве являлись агрегаты по термической обработке сланца на ПО «Сланцехим» и заводе «Кивыили», а также городская ТЭЦ. Концентрация в атмосфере таких ядовитых веществ, выделяемых этими предприятиями, как сернистый ангидрид и аммиак, была столь высока, что это даже сказывалось на экологии соседних государств – Швеции и Финляндии, вызывая их большую тревогу⁶⁸Советская Эстония. 20 октября 1989 г..

Не лучше обстояло дело и в других городах Северо-Восточной Эстонии. К сожалению, из-за скудости данных очень трудно дать точную картину изменений в состоянии воздушного бассейна Прибалтики. Однако на основании некоторых публикаций можно все-таки заключить, что, по крайней мере, с 1985 г. серьезных улучшений в этой сфере не наблюдалось⁶⁹См., напр.: О работе народного хозяйства Эстонской ССР. Вып. 2 (42). С. 29. Охрана атмосферного воздуха в Литовской ССР за 1988 г. Вып. № 5 (1969). С. 8.. Одна из главных причин этого – низкий уровень оснащенности источников загрязнения атмосферы очистительными установками. В Латвии, например, по данным республиканского Госкомстата, только треть источников была в конце 80-х гг. оборудована аппаратурой улавливания⁷⁰Советская Латвия. 5 июня 1990 г., около 40% – в Литве⁷¹Охрана атмосферного воздуха в Литовской ССР. Вып. 26 (1969). С. 22., в Эстонии же за этот период с 1985 по 1988 гг. доля предприятий с очистными сооружениями уменьшилась с 58% до 48%⁷²О работе народного хозяйства Эстонской ССР. Вып. 2 (42). С. 29..

Другая не менее важная причина стабильно высокой степени загрязненности воздуха связана с работой транспорта. Специалисты-экологи считают, что более 70% всех выделяемых в атмосферу вредных веществ (прежде всего бензопирен) приходится на автомобили⁷³Советская Латвия. 5 июня 1990 г.. Таким образом, проблема очистных сооружений на промышленных предприятиях является только частью общей проблемы защиты воздушного бассейна Прибалтики.

Помимо чистоты воздуха, серьезную озабоченность жителей Прибалтики вызывало состояние водных ресурсов региона. Загрязнение промышленными отходами рек, озер, прибрежных вод Балтийского моря, а также подземных источников воспринималась людьми порой даже острее, чем загазованность атмосферы.

В Латвии, как заключали специалисты республики, на первом месте по загрязненности стояла река Лиелупе с притоками. В бассейне этой реки, практически на всем ее протяжении, были расположены предприятия химической, кожевенной, целлюлозно-бумажной промышленности. Если, согласно принятой квалификации, все воды республики относились к умеренно загрязненным и загрязненным, то река Лиелупе – уже к грязным, а ее притоки – Миса и Тебра – к очень грязным⁷⁴Советская Латвия. 20 мая 1989 г..

Вызывало тревогу и состояние устья реки Даугавы. В 1989 г., например, рижскими промышленными предприятиями и коммунальными хозяйствами в Даугаву и другие близлежащие у города водохранилища было сброшено 156,6 млн. куб. м загрязненных стоков⁷⁵Советская Латвия. 5 июня 1990 г..

Промышленное загрязнение рек и озер наблюдалось также в Литве. Только один Каунас в конце 80-х гг. ежедневно сбрасывал в реки Нямунас и Нерис около 260 тыс. куб. м сточных вод, в которых содержалось не менее 60 т различных суспензивных веществ, в том числе и ядовитых⁷⁶Эхо Литвы. 29 мая 1990 г..

В результате столь интенсивного использования сточных вод в промышленных целях, некоторые реки республики стали почти ядовитыми. Так,протекающая через г. Шяуляй р. Кульпа содержала превышающую норму концентрацию ионов аммиака в 40 раз, нитратов – в 13 раз, железа – в 7 раз, фенола – в 28 раз. Биологическое потребление кислорода водами этой реки было выше нормы в 100 раз. Город в 1987 г. спустил в Кульпу 70 млн. куб. м загрязненной воды, что составило половину всех стоков. Все это привело к тому, что в феврале 1988 г. старший санитарный врач Литвы запретил шяуляйцам использовать местную воду для бытовых нужд⁷⁷Возрождение. 12 мая 1989 г. С. 3..

В Эстонии дела обстояли еще хуже, чем в соседних республиках. Здесь в реки и озера сливалось ежегодно 3200 млн. куб. м воды. Из них очищалось соответственно нормам лишь 52%, 37% – частично, 11% – вообще не очищалось⁷⁸Советская Эстония. 27 июня 1990 г..

Критическая ситуация сложилась в водоснабжении Северной и Северо-Восточной Эстонии при общем положительном водном балансе республики в целом. Проблема в том, что из-за сильного промышленного и коммунального загрязнения из рекреативного и рыбохозяйственного использования вышла значительная часть акваторий бухт Хаапсалу, Пярну, Кяйна, Кингисеппа, Ориссааре, Мууга и др., а также частично устья и рек Северо-Восточной Эстонии. Например, в воде реки Пуртсе в сланцевом бассейне содержание фенолов превышало норму в 500 раз. Создалась угроза загрязнения и подземных вод: 45% из них стали небезопасными для здоровья людей⁷⁹Там же..

Общей проблемой всех жителей Прибалтики являлась экология морских прибрежных вод. Официальным признанием их критического состояния явилось хотя бы то, что, начиная с 1988 г., пляжи таких известных по стране курортов, как Юрмала, Паланга и др., были закрыты для купания⁸⁰Юрмала. 1988. № 37. С. 3.. В 1990 г. по настоянию местных санитарно-эпидемологических станций в Литве запрещено купаться на пляжах Ванагупе⁸¹Эхо Литвы. 19 июня 1990 г., в Латвии – г.г. Юрмалы, Вентспилса, Тукумского, Рижского и Лимбажского районов⁸²Советская молодежь. 3 июля 1990 г..

Проблемами воздушного и водного бассейнов экологическая ситуация в Прибалтике в конце 80-х гг. не исчерпывалась. Здесь на протяжении десятилетий хозяйственная деятельность человека сопровождалась также истощением почв, гибелью природного ландшафта, истреблением лесов и т.д. Однако при всей своей катастрофичности описанные явления не слишком выходили из рамок общего состояния природы страны. Подобное можно было встретить и в Крыму, и в Поволжье, и в Сибири. Однако были в Прибалтике примеры особого свойства, позволившие придать экологическому кризису национальное звучание.

В связи с экологической обстановкой в регионе наибольший общественный резонанс во второй половине 80-х гг. вызвала ситуация, сложившаяся в местах добычи сланцев и фосфоритов в Эстонии. В северо-восточной части республики хранятся крупнейшие в Европе запасы фосфоритов – сырья для производства минеральных удобрений. При открытом способе добычи фосфоритов экологическую проблему создает самовозгорание входящих в состав вскрышных пород диктионемового сланца. В результате этого происходит загрязнение атмосферы сернистым газом, а земной поверхности и вод – соединениями серы и тяжелых металлов, канцерогенными и радиактивными веществами. Пожаробезопасная технология открытых горных работ отсутствует. Все это наблюдалось в течение многих лет, например, в Маардуском карьере⁸³Вечерний Таллинн. 28 сентября 1989 г..

Подземная добыча фосфоритов требует сохранения земной поверхности под находящимися на ней ценными земельными угодьями. Для этого необходимо применение технологии выемки с закладкой выработанного пространства. Встает вопрос о закладочном материале. Таковым обычно использовали отработанные продукты обогащения фосфоритов в смеси со сланцевой золой. Однако исследования показали, что это может привести к серьезному загрязнению подземных вод. Таким образом, вопрос о закладочном материале для подземного фосфоритного рудника оставался нерешенным⁸⁴Там же..

Все это было известно специалистам, когда в середине 80-х гг. Министерство удобрений СССР наметило освоение новых месторождений фосфоритов в Ракверском районе. Необходимо отметить, что этот район является житницей Эстонии и своеобразным резервуаром поверхностных вод⁸⁵Советская Литва. 17 ноября 1989 г.. Поэтому когда в печати стали появляться призывы более тщательно учесть возможные экологические последствия открытия новых рудников, это приобрело мощнейшую поддержку в лице широкой общественности, причем не только республиканской.

Вторая половина 80-х гг. характерна пробуждением высокой социальной и политической активности людей. В это время оформляются прибалтийские «народные фронты», усиление которых стимулировалось любым промахом официальных властей. Не случайно, что именно проблема эстонских фосфоритов стала одним из символов этих движений ведь, с одной стороны, таким образом можно было показать смелость и решительность в борьбе с властями, с другой, никто не смог бы доказать наличие корысти и амбиций в действиях лидеров «фронтов», т.к. фосфориты повсеместно и не без оснований воспринимались как общенациональное бедствие.

Таким образом, борьба за экологию практически с первых своих шагов стала носить политический характер. Решение же Совета Министров СССР осенью 1988 г. о прекращении начатого проектирования рудников рассматривалось как первая крупная победа Народного фронта Эстонии.

Особая ситуация в ряду всех экологических проблем Прибалтики сложилась также в сланцевом бассейне Северо-Восточной Эстонии. Выше уже говорилось о загрязненности атмосферы в этом районе, однако проблема носила куда более глобальный характер.

Открытые горные работы при добыче сланца в Кохтла-Ярвеском районе сопровождались изъятием земель из землепользования, нарушением ландшафта и гидрологического режима, заболачиванием и гибелью леса, образованием породных обвалов, деградацией залежей торфа и другими нарушениями природной среды. При подземной добыче сланца происходило оседание земной поверхности в пределах 0,5-2 м. На деформированных землях выходили из строя системы мелиорации, происходило переувлажнение и затопление территорий, гибли леса и запасы неотработанного торфа⁸⁶Советская Эстония. 17 августа 1990 г.. Площадь деформированных земель ежегодно увеличивалась. В ходе вскрышных работ на разрезах нарушался почвенно растительный покров и гидрологический режим⁸⁷Вечерний Таллинн. 28 сентября 1988 г.. В 1985 г. в районах добычи сланца насчитывалось около 13,3 тыс. га земли, выпавшей из хозяйственного использования. Ежегодно добычные площади увеличивались на 340-350 га, и выкачивалось до 300 млн. кубометров шахтной воды⁸⁸Советская Эстония. 17 августа 1990 г.. Таковы примерные масштабы воздействия на природу сланцевой промышленности Эстонии в конце 80-х гг.

Уже к концу 70-х гг. стали проявляться первые признаки надвигающегося кризиса, когда добыча сланца достигла 20 млн. т в год. В отвалах на территории бассейна скопилось более 250 млн. т твердых отходов, которыми было покрыто 2500 га земли, и золоотвалами – почти 2000 га⁸⁹Советская Эстония. 16 марта 1990 г.. Тем не менее и сам сланец не очень-то спешили использовать по назначению: огромное его количество надолго оседало на складах, участились случаи самовозгорания⁹⁰Советская Эстония. 16 мая 1990 г..

Однако ни соображения экономической целесообразности, ни тем более проблемы окружающей среды не становились препятствием для союзных и республиканских ведомств в их планах по дальнейшему наращиванию добычи сланца: к середине 80-х гг. она достигла 22 млн. т в год⁹¹Советская Эстония. 14 октября 1989 г..

Тем временем последствия такой политики все больше и больше стали ощущать на своем здоровье местные жители, и вскоре республика узнала: в Кохтла-Ярвеском районе люди страдают в 2,5 раза чаще от бронхитов, в 2,7 раза – от гипертонических болезней⁹²Советская Эстония. 27 июня 1990 г., случаи малокровия и аллергических заболеваний встречаются в 2 раза чаще, чем в среднем по республике⁹³Советская Эстония. 16 мая 1990 г.. Кохтла-Ярве, Нарва, Силламяэ и другие населенные пункты Северо-Восточной Эстонии держат первые места в республике по смертности и последние – по рождаемости. Здесь был выше производственный и бытовой травматизм и количество выкидышей у беременных женщин⁹⁴Советская Эстония. 16 марта 1990 г.. Все это дало основание наиболее радикально настроенным поборникам природы определить масштабы бедствия как «эстонский Чернобыль»⁹⁵Советская Эстония. 16 мая 1990 г..

Обнаружение проблемы сланцев по времени совпало с событиями вокруг фосфоритов, и это позволило деятелям НФ усилить аргументированность тезиса о «колониальной» сущности советской экономической политики. Более того, фосфориты и сланцы Эстонии как символы «советского колониализма» стали часто использоваться литовским «Саюдисом» и НФ Латвии. Все это в сочетании с местными проблемами подтолкнуло «народные фронты» включить экологический раздел в программу своей политической борьбы. Вот, что сказано, например, во 2-й Программе НФЛ: «Существующая система доказала, что в ее пределах невозможно кардинально улучшить экологическое положение в Латвии.»⁹⁶Атмода. 20 ноября 1989 г. С. 5..

В ряд символов борьбы с «системой» были поставлены Игналинская АЭС, Мажейкский нефтеперабатывающий завод и некоторые другие производства в Литве, Слокский ЦБЗ неподалеку от Юрмалы, Вентспилсский морской порт в Латвии. Единственным требованием, которое звучало в многочисленных выступлениях политиков «народных фронтов» было немедленное закрытие этих предприятий, т.к. от них «нет никакой пользы коренным народам, а вред огромен»⁹⁷См., напр.: Советская Латвия. 1 марта 1990 г..

Оценивая ситуацию в экологии прибалтийских республик в конце 80-х гг., не следует удивляться, что она не оставляла равнодушными местных жителей. Естественно, что даже те из них, кто непосредственно не соприкасались с последствиями кризиса, жившие вдалеке от вредных производств, по-особому воспринимали гибель родной природы. А это уже условия, которые можно использовать для нагнетания разного рода конфликтов, в том числе и национальных. Именно – условия, а вовсе не причины этих конфликтов, ведь на тех самых предприятиях и в тех самых городах, где наиболее сильно проявлялся вред производства, работали и жили преимущественно русские. По всякой здравой логике их интересы и интересы прибалтов не могли не совпадать. Однако такая логика не устраивала национал-сепаратистов.

Весной 1989 г. в г. Силламяэ, расположенном в центре сланцевого бассейна Эстонии, стало наблюдаться массовое выпадение волос у детей. Нечто похожее происходило в г. Черновцы, о чем широко вещалось средствами массовой информации⁹⁸См., напр.: Правда. 4 апреля 1989 г.. Причины заболевания до конца установлены не были (как и в Черновцах), но специалисты высказывали предположение, что виной тому воздействие радия, содержавшегося как продукт распада урана в диктионемовых сланцах⁹⁹Вестник народного фронта. 1989. № 3. С. 3.. Были и другие предположения, но все они так или иначе связывали беду с добычей или использованием сланцев в этом городе¹⁰⁰Вестник народного фронта. 1989. № 8. С. 4..

В местной печати было много уделено внимания этой трагедии. Часто вспоминали о ней и в связи с гибелью лесов в районе города, рыбы в водоемах, высокой загрязненностью воздуха и т.д. Силламяэ, как и большинство городов Северо-Восточной Эстонии, по преимуществу населения – «русский город», русских там свыше 90%¹⁰¹Советская Эстония. 3 апреля 1990 г.. И это обстоятельство в совершенно неожиданном ракурсе стало использоваться в некоторых выступлениях и публикациях деятелей Народного фронта, когда они заводили речь о проблемах экологии Эстонии. Так, например, одна из таких публикаций, где автор, надо думать, с искренней болью рассуждал о беде Силламяэ, заканчивалась следующими словами: «Мой русский земляк, неужели тебя действительно это не волнует?..»¹⁰²Вестник народного фронта. 1989. № 8. С. 4.. Нетрудно предположить, что присутствующее в данном вопросе вежливое сомнение в нормальности русских людей, в публикациях на эстонском языке выражалось в куда более определенной и сильной степени. Цель этого вполне ясна: представить русских как людей абсолютно равнодушных к природе края, где они живут, и пополнить тем самым «доказательства» того, что русские – «орудие колониальной политики Центра».

Вообще на всех без исключения национальных движениях в защиту окружающей среды в Прибалтике, как нигде ярко отразилась печать политической конъюнктуры. Достаточно сказать, что первый официально зарегистрированный антикоммунистический митинг провели «зеленые» Латвии¹⁰³Советская Латвия. 13 марта 1990 г.. В Юрмале, известном латвийском городе-курорте, некоторые принятые горсоветом (составленном в основном из числа сторонников НФЛ) решения в защиту природы носили откровенно провокационный политический характер: было запрещено проведение популярного в стране конкурса молодых эстрадных исполнителей, ликвидировались все пионерские лагеря и т.п¹⁰⁴Советская Латвия. 15 мая 1990 г..

В свете этих «экологических» мер должны отпасть последние сомнения в политической подоплеке нашумевшей в свое время истории с закрытием Слокского целлюлозно-бумажного завода, по решению того же Юрмальского горсовета. В постановлении сессии (осень 1988 г.) в категорической форме, не допускающей никакой возможности руководству завода предпринять какие-либо «реабилитирующие» шаги, сказано буквально следующее: «Считать необходимым прекратить производство целлюлозы на Слокском целлюлозно-бумажном заводе с 01.01.89 г., а бумаги – с 01.01.90 г.»¹⁰⁵Юрмала. 15 сентября 1988 г. С. 3.. Однако возникает вопрос: почему именно завод избрала главной мишенью, а не, например, коммунальное хозяйство? Ведь, по подсчетам специалистов-экологов, 60-70% загрязнения водных объектов вызвано деятельностью коммунальных хозяйств¹⁰⁶См., напр.: Возрождение. 12 мая 1989 г. С. 3; Советская Латвия. 5 июня 1990 г..

Более того, руководство предприятия перед тем, как оно было закрыто в январе 1990 г., сделало все возможное, чтобы свести к минимуму вредность производства. Уже в октябре 1989 г., несмотря на технологические нарушения в работе очистных сооружений, удалось снизить загрязненность стоков в 2,5 раза, по отношению к среднему показателю 1988 г., что вполне оказалось приемлемым даже по нормам, принятым в скандинавских странах¹⁰⁷Советская Латвия. 7 января 1990 г.. Депутаты горсовета не переменили своего решения даже тогда, когда Совет Министров Латвийской ССР предложил компромиссный вариант выхода из конфликта: снизить производство целлюлозы до 40 тыс. тонн в год (вместо 110 тыс. тонн, как раньше) и перепрофилировать все бумажное производство в республике с учетом строительства нового завода по западным технологиям. При этом возможность полного закрытия ЦБЗ сохранялась, если какое-либо из условий не будет соблюдено¹⁰⁸Советская Латвия. 18 января 1990 г..

Цель этой акции, игнорирующей огромные потери в сферах экономики (они оценивались в 1 млрд. руб.)¹⁰⁹Правда. 24 января 1990 г., социальной (свыше 7 тыс. работников завода остались без работы плюс сотни сотрудников простаивающих типографий по всей республике)¹¹⁰Советская Латвия. 7 января 1990 г., моральной (длительное время из-за перебоев с бумагой республика оставалась практически без газет) не может никак уложиться только в рамки борьбы за защиту окружающей среды. Нельзя это даже рассматривать как протест против «советской колониальной политики», по «прихоти» которой вредное производство оказалось в центре курорта – Слокский завод был основан в период буржуазной республики¹¹¹Там же.. Остается одно: цель акции – продемонстрировать свое отношение к советской власти, к факту нахождения Латвии в составе СССР. А это все очень далеко от экологии.

Пожалуй, еще более показательно выглядит роль экологических проблем в политической жизни Эстонии в конце 80-х гг. Вопреки тому, что издания местного «народного фронта» внушали своим читателям, что «коренная нация» лишь по-настоящему озабочена бедами родной природы, данные социологических опросов показывают несколько иную картину. Так, в ноябре 1989 г. 75% опрошенных русских (против 71% эстонцев) отметили в своих ответах состояние окружающей среды как наиболее важную для них проблему¹¹²Советская Эстония. 1 февраля 1990 г.. Этот результат неудивителен: ведь большинство жителей экологически неблагополучных районов – русские.

Неудивительно также и то, что лидеры сепаратистского движения, по мере своего приближения к политической власти в республике, все больше охладевали к проблемам района, который они окрестили «эстонским Чернобылем». В Программе Народного фронта Эстонии, принятой еще в октябре 1988 г., записано: «НФ признает приоритет экологии перед экономикой»¹¹³Народный Фронт Эстонии. Хартия. Программа. С. 23.. Первенство природоохранных мероприятий перед экономической, социальной и оборонной деятельностью было зафиксировано и в законе ЭССР «Об охране природы Эстонии»¹¹⁴Советская Эстония. 15 марта 1990 г., принятом в феврале 1990 г. как реализация «концепции» IME, разработанной под эгидой НФЭ. После таких категорических заявлений, было бы логично ожидать, что именно правительство, составленное из членов этой организации и возглавляемое одним из ее лидеров – Э. Сависааром – среди своих первоочередных задач станет решать проблемы Северо-Востока республики. Однако попытки депутатов из Нарвы, Кохтла-Ярве, Силламяэ даже просто поставить вопрос об оказании помощи населению этих городов в повестку дня работы первой сессии нового состава Верховного Совета Эстонии в течение почти 2-х месяцев были безуспешными¹¹⁵Советская Эстония. 15 мая 1990 г.. Когда же наконец началось обсуждение, то со стороны депутатов-народнофронтовцев постоянно звучали удивленные вопросы: «Почему речь идет именно о катастрофе?»¹¹⁶Советская Эстония. 14 октября 1990 г.. В конце концов конкретного обсуждения вопроса так и не получилось – решено было передать его для рассмотрения комиссиям.

Преодоление экологических проблем сланцевого района в огромной мере зависит от того, как пойдет развитие энергетики республики. Решение о разработке программы перспективного развития энергетики добычи сланца в Эстонской ССР было принято в декабре 1988 г. И поначалу, если судить, например, по ответу заместителя Председателя Совмина республики В. Вескивяли на запрос депутата Верховного Совета ЭССР от Северо-востока Н. Михеевой, в концепции программы можно было обнаружить новые подходы, свидетельствующие о внимании к проблемам жителей района. Так, уровень добычи сланца предусматривалось сохранить на достигнутой в 1988 г. отметке 22 млн. т. Решено отказаться от строительства шахты «Куремяэ». Наконец, независимо от того, уменьшится ли производство электроэнергии на базе сланцев, обе ГРЭС – Прибалтийская и Эстонская – подлежали реконструкции, поскольку они не соответствовали «современным экологическим требованиям», а также международным договорам Советского Союза¹¹⁷Советская Эстония. 14 ноября 1989 г.. Все эти меры, по мнению тогдашнего Совмина республики, позволили бы стабилизировать экологическую обстановку в районе без снижения производства электроэнергии.  Однако в окончательном своем варианте к августу 1990 г. Энергетическая программа представляла собой совершенно иное. Добыча сланцев уже в 1989 г. возросла до 23,3 млн. т, т.е. на 6% к 1988 г., и в программе нигде не сказано, что необходимо ограничить темпы роста добычи¹¹⁸Советская Эстония. 17 августа 1990 г.. Строительство шахт в Куремяэ и Пермискюла вовсе не отменялось, а лишь откладывалось на сроки которые диктовались «стратегическими экономическими соображениями». Реконструкция Эстонской ГРЭС предусматривалась только со следующего столетия, т.к. «ее оборудование работоспособно до 2005-2010 гг.» Потери же на период реконструкции Прибалтийской ГРЭС предполагалось компенсировать усилением генерирующей мощности других электростанций, в том числе Кохтла-Ярвеской ТЭЦ¹¹⁹Там же..

Вряд ли перечисленные пункты программы могли служить свидетельством отказа нового правительства Эстонии от ценностей всеми заклейменной прежней экономической системы. Трудно также увязать критику политики размещения в республике вредных производств с решением о строительстве собственного нефтеперерабатывающего завода и танкерного порта¹²⁰Советская Эстония. 16 января 1990 г.. Невозможно объяснить и позицию руководства по отношению к инициативам ПО «Эстонфосфорит» – одного из главных «виновников» возникновения в республике экологического движения. Это производственное объединение заявило о намерении перепрофилировать свое вредное производство на изготовление веществ для очистки водных ресурсов. Однако никакой материальной и моральной поддержки со стороны правительства эта инициатива не получила¹²¹Советская Эстония. 19 июня 1990 г..

Утрата интереса деятелей НФЭ к проблемам экологии говорит лишь о том, что практически с самого начала истинной целью их была – политическая власть.

Не требуется особых поисков доказательств для подобной оценки экологическим движениям под эгидой литовского «Саюдиса». Здесь точно также критерием искренности в заботе о родной природе является природоохранительная практика нового руководства республики. А ее достаточно проиллюстрировать лишь двумя примерами.

В 1983 г. под Палангой литовскими геологами было найдено месторождение нефти. Министерство геологии СССР, получив информацию от литовских экспертов, что нефти мало и она невысокого качества, к разработке источников так и не приступило¹²²Коммерсант. 1990. № 17. С. 1.. Как выяснилось впоследствии, информация эта не соответствовала действительности: исследованные запасы приближались к объему в 160 млн. т.¹²³Эхо Литвы. 27 апреля 1990 г., а качество нефти позволило бы продукты ее переработки продавать на рынке по самой высокой цене¹²⁴Коммерсант. 1990. № 17. С. 1.. Главная же причина консервации месторождения крылась, надо полагать, в опасении за экологию края. Любопытно, что менее, чем через месяц после провозглашения Декларации независимости, Совмин республики принял решение приступить к промышленному использованию месторождения, а основная озабоченность в связи с этим выражалась лишь по поводу недостаточных мощностей Мажейкского нефтеперерабатывающего завода¹²⁵Эхо Литвы. 27 апреля 1990 г.. А ведь еще несколько месяцев назад это предприятие находилось под реальной угрозой закрытия под давлением активистов «Саюдиса» и других природозащитников.

А вот пример с Игналинской АЭС. Именно закрытием строительства ее третьего энергоблока в 1989 г. можно отметить один из этапов деятельности «зеленого» движения Литвы. Однако в феврале 1990 г. стали распространяться смущающие слухи, что блок будет расконсервирован¹²⁶Известия. 22 февраля 1990 г.. А в марте, вскоре после своего избрания на пост Председателя Верховного Совета республики, лидер «Саюдиса» В. Ландсбергис давал уже такую оценку ситуации: «По счастливой случайности у нас есть… атомная электростанция, против строительства которой мы протестовали многие годы.»¹²⁷Комсомольская правда. 21 марта 1990 г.. Такую откровенность можно объяснить либо невероятным цинизмом, либо недопониманием, что своим этим высказыванием он, по существу, дезавуирует одну из принципиальных позиций концепции политического сепаратизма.

Итак, ключевым звеном, связывающим довольно сложную цепь зависимости национальных отношений от проблемы состояния окружающей среды в прибалтийских республиках являются сепаратистские устремления определенных политических сил. Сами по себе проблемы экологии вненациональны, так как они затрагивают всех людей, независимо от их национальной принадлежности. Впрочем, образ родной природы может выступать как субъект национального чувства. Но даже и в этом случае для того, чтобы это чувство стало враждебным по отношению к другим народам, требуется определенные условия. Одним из таковых, и, вероятно, самым главным, является направленность вектора политических интересов различных общественных сил, составляющих конкретную нацию. В данном случае этот вектор определился в направлении разрыва с Советской федерацией. Критическое состояние природы региона было превращено в символ политической борьбы, а со сменой политической конъюнктуры, символ превратился в пустышку.

§ 3. Межреспубликанский товарообмен и политический сепаратизм в прибалтийских республиках.

Стремление к отделению от СССР у прибалтов не в последнюю очередь проявилось, благодаря распространенному убеждению, что Эстония, Латвия и Литва эксплуатировались остальной частью страны. О подобных настроениях в свое время было широко известно, но имеются и научные источники, дающие те же свидетельства. Это – данные многочисленных социологических опросов. Показателен, например, результат опроса, проводившегося в Литве в 1988 г.: 65% литовцев считало, что из республики вывозится гораздо больше продукции, чем ввозится в нее, 17% полагало, что соотношение вывоза и ввоза приблизительно равное, и лишь около 6% опрощенных литовцев высказалось в пользу ввоза¹²⁸Вопросы философии. М. 1988. № 9. Сс. 78-79..

Такое неадекватное представление о характере товарообмена не нужно приписывать только субъективному восприятию одних литовцев. Согласно данным того же опроса, примерно треть русских, живших в республике, также были уверены, что Литва больше вывозит за свои пределы, чем получает. Да и в других частях страны подобное мнение относительно не только Литвы, но даже в еще большей степени – Латвии и Эстонии, было чрезвычайно распространено. Следовательно, существовали какие-то объективные обстоятельства, способствовавшие формированию неверного стереотипа в массовом сознании.

Одно из них – это отсутствие правдивой информации, доступной широким массам, о реальном положении дел в межреспубликанском обмене. Данные периодически составлявшихся балансов ввоза и вывоза по республикам не подлежали опубликованию вплоть до конца 1988 г., и лишь тогда, впервые газетой «Советская Эстония», некоторые общие показатели были доведены до широкого читателя¹²⁹Ввоз-вывоз в зеркале статистики. // Советская Эстония. 27 декабря 1988 г.. При отсутствии научно проверенной информации, показывающей всю сложность и многослойность экономических связей между союзными республиками СССР, в массовом сознании жителей Прибалтики стало стихийно формировался такое представление, которое основывалось лишь на наиболее явном обыденном их проявлении. Целесообразность и полезность связей с другими республиками могла оценивался только с точки зрения их роли в формировании собственного потребительского рынка. Другой критерий оценки, включающий в себя интерес к производственным процессам, едва ли мог стихийно возникнуть. Этому мешала отстраненность производителя от средств производства, в результате чего, никто и не чувствовал за него необходимой меры ответственности. Поэтому проблема обмена между республиками для огромного количества не только прибалтийских жителей, но и всех граждан страны, представляла собой в буквальном виде лишь вопрос «кто кого кормит», т.е. суживалась до уровня обмена только потребительскими товарами.

Прибалтийские республики на протяжении всей своей советской истории постоянно занимали лидирующее место в СССР по производству товаров народного потребления. Это определялось и историческими традициями, и направлением хозяйственной специализации республик в народнохозяйственном комплексе страны. При этом рост производства в группе «Б», несмотря на ее и без того большой удельный вес в общем объеме производства (в Латвии, например, в 1960 г. он составлял 53,4% против 27,5% в целом по Союзу), не уступал среднесоюзным темпам: с 1970 по 1985 гг. объем производства потребительской продукции в целом по Союзу возрос в 2 раза, в Латвии и Литве – в 2,1, в Эстонии – в 1,94 раза¹³⁰Промышленность Латвийской ССР. Стат. сб. Рига. 1985. С. 32.. Однако под воздействием перераспределительного механизма насыщения рынка товарами пропорционально росту их производства не происходило. Более того, рост розничного товарооборота не только отставал от роста производства товаров, но в Латвии и Эстонии значительно уступал среднесоюзным темпам: с 1970 по 1985 гг., например, розничный товарооборот в стране в целом вырос пропорционально росту производства, т.е. в 2 раза, тогда как в Латвии – на 77%, в Эстонии – на 88%¹³¹Народное хозяйство СССР в 1985 г. С. 460.. Более медленными темпами наращивались товарные запасы в розничной торговле. Так, с 1980 по 1988 гг. в Латвии товарные запасы выросли на 69,7%, а в целом по стране – на 83%¹³² Народное хозяйство Латвийской ССР в 1988 г. С. 88..

Простые потребители в прибалтийских республиках не могли не ощутить на себе действие таких тенденций. В 60-е и в 70-е гг., а в особенности в 80-е, рынок товаров был далек от стабильного состояния. Наиболее показателен здесь пример с теми товарами, которые в больших количествах производились непосредственно в республиках. Жителю Латвии, вероятно, трудно было понять, почему в республике, специализирующейся на производстве стиральных машин, в 70-е гг., например, происходило резкое снижение продажи этой продукции: в 1965 г. на 1000 человек населения было продано 23 стиральные машины, в 1970 – 19, а в 1973 – только 12¹³³Латвийская ССР в социалистическом разделении труда. Экономические связи. С. 65.. Одновременно происходило значительное увеличение выпуска стиральных машин промышленностью республики (с 1965 по 1970 гг. – на 80%)¹³⁴Промышленность Латвийской ССР. С. 385..

Таблица 53. Рост производства, потребления и поставок в союзный фонд мяса и мясопродуктов по прибалтийским республикам в 1980-1987 гг. (1980 г. = 100%)¹³⁵Рассчитано по: Народное хозяйство СССР в 1989 г. С. 488; Латвия, Литва, Эстония. Ч. I. С. 115; Там же. Ч. II. С. 94..

	Производство	Потребление	Поставка в союзн. фонд
Литовская ССР	127	104,9	155,2
Латвийская ССР	121	110,5	125,5
Эстонская ССР	113	106,1	120,7

Таблица 54. Рост (снижение) производства, продажи и потребления некоторых непродовольственных товаров в Латвийской ССР в 1980-1985 гг. (1980 г. = 100%)¹³⁶Рассчитано по: Народное хозяйство Латвийской ССР в 1988 г. С.с. 70-71, 83, 85..

Товары	Производство	Продажа	Потребление на душу населения
Ткани в целом	107,3	…	97,8
Хлопчатобумажные	108,1	107	94,6
шерстяные	99,1	60	84,2
Льняные	107,8	98	…
Шёлковые	104,4	69	…
Кожаная обувь	107,0	…	97,7
Фарфоро-фаянс. посуда	101,0	83	…
Пианино и рояли	109,8	74,1	…

Такой пример далеко не единичен. При общем довольно существенном росте производства в Латвии таких товаров, как мебель, радиоприемники, ткани, обувь, посуда и т.п., периодически наблюдалось сокращение их продажи местному населению¹³⁷Латвийская ССР в социалистическом разделении труда. С.с. 61-79.. В связи с этим обеспеченность населения республики, например, радиоприемниками в 1980 г. снизилась до 298 штук на 1000 человек с 330 штук в 1970 г¹³⁸Народное хозяйство Латвийской ССР в 1988 г. С. 86..

В особенности остро ощутимы негативные тенденции на внутреннем рынке Прибалтики стали в 80-е гг. Причина – общая для всей страны – крылась в самой системе организации экономики. Одним из следствий кризиса этой системы стало усиление централизации в распределении результатов труда между республиками. С конца 70-х гг. до середины 80-х в Прибалтике наблюдается все более активное вмешательство центральных органов в процесс формирования местного рынка. Весьма характерная ситуация в этой связи сложилась с распределением продовольственных товаров, в первую очередь мяса и мясопродуктов (см. таблицу 53).

Если на продовольственном рынке в республиках Прибалтики в первой половине 80-х гг. все-таки происходило увеличение товаров, хотя и с большим отставанием от роста их производства, то продажа целого ряда товаров культурно-бытового назначения, тканей, обуви, швейных изделий вообще стала снижаться. На примере Латвии отчетливо заметно (табл. 54), как при сохранении роста производства потребительских товаров ухудшалось дело с их продажей и потреблением.

Одновременно со снижением продажи здесь же и произведенных товаров наблюдалось сокращение розничной торговли ряда ввозимых товаров, в особенности пользующихся повышенным спросом у населения. В 1985 г., по сравнению с 1980 г., в торговую сеть Латвии поступило меньше холодильников на 8%, фотоаппаратов – на 20%, мотоциклов и мотороллеров – на 44%¹³⁹Там же. С.с. 83, 85.. Со своими особенностями, но довольно похоже развивалась ситуация в Литве и Эстонии.

Для жителей прибалтийских республик не могла, конечно, оставаться тайной лежащая на поверхности причина оскудения их потребительского рынка: вывоз товаров неэквивалентен их ввозу. Так, в той же Латвии в 1987 г. вывоз по отношению к производству шерстяных тканей составил 77% (ввоз, включая импорт, покрывал лишь 42,5% вывоза), льняных тканей – 87% (17%), трикотажных изделий – 37% (38,4%), чулочно-носочных изделий – 44% (2,3%), обуви – 60,1% (23,5%)¹⁴⁰См.: Экономические связи Латвийской ССР. и т.д. Как раз в этих-то товарах испытывался дефицит внутри республики (табл. 54).

Далекие от истинного понимания противоречий системы межреспубликанских связей, жители прибалтийских республик оказались психологически не готовы к тому, чтобы устоять перед разного рода иллюзорными проектами решения проблемы. Поверхностно углядев причину угрозы своему благополучию только в том, что из Прибалтики вывозится слишком много ей самой необходимых товаров, и не осознавая истинную цену ввозимого (в конечном счете и обеспечивающего производство тех самых товаров), многие с энтузиазмом восприняли идеи всевозможных «хозрасчетов», «экономической самостоятельности» или «суверенитета» республик. Главная цель этих «проектов» и «концепций» состояла в том, чтобы привести экономику республик к обособленному состоянию от хозяйственного комплекса СССР. Это позволило бы оградить внутренний рынок республики от внешних посягательств (с помощью таможен, собственных денег и т.д.), что вполне отвечало сокровенным желаниям массового потребителя в Прибалтике.

Необходимым условием для того, чтобы политический сепаратизм нашел свое место в сознании определенной части жителей Прибалтики должна была явиться убежденность, что их материальное благополучие не только не пострадает от обособления республиканской экономики от общесоюзной, но, наоборот, существенно улучшится. По всей видимости, это условие было общим для всех республик, наиболее активно выступавших за выход из СССР. К такому выводу побуждают результаты анализа данных, приведенных в таблице 55.

При знакомстве с данными в первую очередь обращает на себя внимание то, что у таких республик, как прибалтийские, Грузия, Армения, Молдавия и Украина, т.е. те, где ярче всех проявился сепаратизм, в межреспубликанском обмене потребительскими товарами значительное положительное сальдо. Розничный товарооборот как произведенной местной продукции, так и ввезенной, ощутимо уступает объемам производства товаров народного потребления. Все эти объективные факты при вопросе об отделении вполне могли стимулировать сепаратистские настроения: после установления независимости не надо будет вывозить собственные товары из республики – уровень потребления, таким образом, возрастет. Об этом, вероятно думали те участники упоминавшегося социологического опроса в Литве (см. Введение), которые полагали, что люди будут жить лучше, если республика отделится от СССР.

Таблица 55. Соотношение ввоза и вывоза всей продукции и соотношение ввоза и вывоза товаров народного потребления по союзным республикам в 1986 и 1989 гг¹⁴¹Рассчитано по: Народное хозяйство СССР за 70 лет. С.с. 186, 457; Народное хозяйство СССР в 1989 г. С.с. 104, 402, 629..

	Сальдо обмена потребительскими товарами (превышение вывоза над ввозом – (+), ввоза над вывозом – (-) млрд. руб.		Сальдо обмена всей продукцией в 1988 г. (превышение вывоза над ввозом – (+), ввоза над вывозом – (-) млрд. руб.		Покрытие розничного товарооборота республиканским производством потребительских товаров (%)
	1986	1989	во внутренних ценах	в мировых ценах	1986	1989
РСФСР	-35,6	-3,7	-33,32	+30,8	81,1	98,4
УССР	+1,0	+8,4	-2,92	-2,9	101,8	112,2
БССР	+2,9	+5,3	+2,08	-2,1	122,9	133,1
Уз. ССР	-5,3	-4,4	-1,83	-2,5	62,1	73,5
Каз. ССР	-6,8	-5,8	-7,30	-6,6	57,0	70,1
ГССР	0,0	+0,8	-0,59	-1,9	100,0	112,1
Аз. ССР	-0,4	+0,6	+1,10	-0,5	91,5	110,3
Лит. ССР	+2,0	+2,3	-1,53	-3,7	138,5	134,3
МССР	+0,9	+2,4	-1,04	-2,6	120,5	143,6
Лат. ССР	+1,9	+2,5	-0,70	-1,3	143,2	145,5
Кирг. ССР	-0,8	-0,5	-1,21	-1,1	75,8	88,1
Тадж. ССР	-0,8	-0,7	-1,16	-1,1	74,2	81,6
Арм. ССР	+0,7	+1,2	-1,12	-1,4	121,2	128,6
Турк. ССР	-1,8	-1,6	-0,30	0,0	35,7	52,9
Эст. ССР	+0,8	+1,0	-0,70	-1,3	128,6	129,4

Из всего этого можно сделать следующий вывод:

Сколь бы ни были серьезны историческая и политическая мотивация отделения прибалтийских республик от СССР (обида на ошибки руководства страны в области национальной политики, сомнения в справедливом характере присоединения республик к СССР, угроза ассимиляции коренных наций русскими и т.д.), без экономического обоснования сепаратизм не смог бы стать реалией политической жизни. Прежде чем сделать выбор самостоятельного существования, народ должен быть уверен, что за этим откроются более благоприятные перспективы материального характера, по крайней мере, для основной части населения. Поэтому одной из главных составляющих политической программы сепаратизма в Прибалтике и явилась «концепция» защиты внутреннего рынка, «гарантирующая» республики от потерь при якобы невыгодном межреспубликанском обмене.

Экономическое обоснование политики сепаратизма функционально направлено лишь на пропаганду идеи отделения от СССР, на создание определенных настроений среди масс населения республик. Практическую же бесплодность «концепций» экономической самостоятельности признают сами же авторы: «Невозможно стремиться к хозрасчетной Эстонской Республике, – считает С. Каллас, один из авторов программы IME, – такое принципиально невозможно… IME было скорее камуфляжем. Многие поняли сразу, что на самом деле начинается борьба за самостоятельность, в то время она была прикрыта экономическими идеями, сегодня в камуфляже нет надобности.»¹⁴²Советская Эстония. 28 сентября 1990 г..

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На основании проведенного анализа хозяйственного развития Прибалтики в XX в. складывается впечатление, что основным (а может, и единственным) фактором экономического свойства, объективно способствовавшим появлению тенденции обособления прибалтийских республик от СССР, явилась система организации производства и распределения. Тотальное огосударствление экономики сопровождалось ростом централизации ее управления. Выработка экономической стратегии все больше и больше становилась исключительной прерогативой центрального партийного руководства страны. Соответственно этому осуществлялось и непосредственное управление народным хозяйством республик со стороны центральных ведомств. Интересы общегосударственные (в понимании аппаратов верховной власти и управления) рассматривались как основа хозяйственной политики, местным же интересам уделялось все меньше и меньше внимания.

Такова была общая тенденция, но со второй половины 50-х гг. намечается некоторое от нее отклонение: пресс централизации стал ослабевать, и скрытые до тех пор противоречия, сразу же дали о себе знать. Также очевидна взаимосвязь центробежных процессов в Прибалтике с ослаблением централизма в управлении и во второй половине 80-х гг.

Ведомственность – особая сторона централизации экономической жизни. Ее роль надо выделить, во избежание всякого рода мистификаций в духе «балтофобии» и вообще демонизации центральной власти. Именно ведомства, союзные и местные, гипертрофировавшие, доводившие порой до абсурда стратегические замыслы партийного руководства страны, ответственны за непропорционально высокие темпы развития отдельных отраслей промышленности, что привело к созданию уродливой структуры народного хозяйства Прибалтики, разбалансированию хозяйственной и социальной сфер жизни, обрастанию производства вспомогательными и обслуживающими структурами, неумеренному росту капитального строительства и т.п. Все это обусловило закоснение форм хозяйственной жизни, рост изношенности фондов, снижение фондоотдачи, падение роста производительности труда, замедление интенсификации и эффективности производства. Экономика прибалтийских республик, как и всей страны, при развитии данной тенденции была обречена на следование по затратному, экстенсивному курсу. Как реакция на это, объективно возникла тенденция децентрализации, которая сразу же слилась с национализмом и дала определенные обоснования политике сепаратизма.

Силу данной тенденции во многом определили также и особенности вовлечения прибалтийских республик в совершенно новую систему хозяйственных отношений: с одной стороны, государственная ведомственно-директивная экономика успела к тому времени настолько утвердиться в СССР, что экономические методы управления практически полностью утратили свое значение (этому во многом способствовала и послевоенная обстановка разрухи), с другой стороны, в прибалтийских республиках господствовали типично буржуазные экономические отношения. Поэтому подгонка их хозяйственных систем под советскую модель происходила весьма болезненно и в довольно грубой, зачастую насильственной форме. Несостыковка форм общественного развития прибалтийских республик и СССР с самого начала обусловили противоречивость характера вхождения региона в общесоюзный экономический комплекс (именно – противоречивость, а не просто негативность, т.к. одновременно прибалтийские республики получили невиданную помощь и поддержку).

Система производства и распределения, сковывавшая действие закона стоимости, оказала противоречивое воздействие и на межреспубликанский обмен товарами и ресурсами. Относительно товарный характер обмена (относительный – в силу того, что стоимость ввозимого и вывозимого продукта определялась условно) в принципе не позволял говорить об эквивалентности. И, хотя прямое и косвенное перераспределение сырья и продуктов производства, а также финансов страны чаще всего оказывалось в пользу прибалтийских республик, механизм этого процесса был скрыт не только от глаз простых людей, но нередко и от специалистов. Лишенное собственности, подавляющее большинство советского народонаселения не могло быть субъектом производства – в лучшем случае – его агентом, и во всех случаях оказывалось объектом распределения, т.е. попросту – потребителем со всеми ему присущими иждивенческими комплексами. Это обстоятельство также объективно способствовало распространению в прибалтийских республиках сепаратистских настроений, т.к. объем вывозимой оттуда потребительской продукции значительно превышал объем ввозимой.

Хозяйственное развитие Прибалтики создавало и некоторые другие последствия, способствовавшие росту сепаратистских настроений. Речь идет о неконтролируемом процессе миграции и ухудшении состояния окружающей среды (оба эти последствия для Литвы менее характерны, чем для Эстонии и Латвии).

Миграция в Прибалтику, где был выше, чем во многих других регионах страны, уровень жизни и остро ощущалась нехватка рабочих рук в промышленности, породила целый комплекс проблем социального свойства. Также она способствовала усилению и национальной напряженности.

Экологическое состояние республик в значительной части также связано с развитием производства (особенно в Эстонии), однако свою меру ответственности должны также нести транспорт и коммунальное хозяйство.

Вместе с тем выше зафиксированные тенденции к обособлению сами по себе не могли стать решающим фактором столь широкого распространения сепаратистских настроений и привести к отделению республик от СССР. Этому должны были бы воспрепятствовать мощные интеграционные процессы, обусловленные, во-первых, закономерностями развития народнохозяйственного комплекса страны, во-вторых, местом Прибалтики в исторически оформившейся системе труда в европейском и мировом масштабах.

Прежде всего необходимо отметить, что отношения собственности в СССР и возникшая на их основе хозяйственная система оказывали отнюдь не только негативное влияние на развитие экономического потенциала Прибалтики. Будучи глубоко противоречивой, эта система, тем не менее, позволила Латвии, Эстонии, а в особенности Литве, добиться ощутимых успехов в экономическом и социальном развитой, гарантировала республики от прямого воздействия колебаний мировой хозяйственной конъюнктуры, обеспечила им беспрепятственное пользование всякого рода ресурсами страны, что зачастую давало возможность экономить собственные ресурсы, и т.п. С учетом же того, что достигнутый социальный и экономический уровень прибалтийских республик не в последнюю очередь обеспечен за счет значительного превышения используемой стоимости над произведенной, в результате перераспределения в рамках общесоюзного хозяйства, уже можно сделать заключение, что дезинтеграция – это весьма сомнительный для интересов хозяйства Прибалтики способ разрешения накопленных противоречий.

Более определенный вывод о соотношении тенденций интеграции и обособления в народнохозяйственном развитии прибалтийских республик и СССР вытекает из анализа исторического процесса поиска республиками своего места в мировой системе разделения труда. История хозяйственного развития Прибалтики в XX в самым убедительным образом указывает на то, ч то альтернативой активному взаимодействию региона с общероссийским рынком является резкое свертывание внешних хозяйственных связей, в том числе и между самими республиками. Как в 20-30-е гг., так и ныне, попытки прямого выхода на мировой рынок сопряжены с кардинальной перестройкой структуры экономики в сторону ее упрощения. Самые очевидные последствия этого, помимо материальных и социальных потерь, связанных с переориентацией хозяйства – это жесткая зависимость от мировой рыночной конъюнктуры, утрата возможности маневрирования, как в отношениях со своими внешними партнерами, так и на внутреннем рынке и т.п.

Таким образом, политический сепаратизм, будучи в известном смысле закономерным явлением как реакция на некоторые свойства централизованной системы хозяйства, в конечном счете резко противоречит объективным условиям экономического развития прибалтийских республик и в прошлом, и в настоящем.

Опираясь на данный вывод, можно легко объяснить не только тот глубокий хозяйственный кризис в Эстонии, Латвии и Литве, в котором они оказались вскоре после разрыва с СССР, и выхода из которого не видать и поныне, но и целый ряд особенностей характера сепаратизма – абсурдных с точки зрения непредвзятого стороннего наблюдателя. Большинство из таких особенностей вытекает из одной и главной – постоянное и все возрастающее раскручивание национализма, оформление его с помощью «теории» приоритета коренной нации в идеологию и практику государственной политики. Интересы «коренных» наций (точнее, наций-эпонимов) декларированы как мера и содержание такой политики. Помимо всего прочего, лежащего вне сферы экономики, сепаратизм выразил себя в националистической форме еще и потому, что она надежнее всего обеспечивала опору для утешного проведения курса: игра на национальных чувствах эстонцев, латышей и литовцев имела цель не только возбудить их против «центра» и «русскоязычных» – «вольных или невольных пособников центра», но и способствовала созданию иллюзии, что в независимых «странах Балтии» приоритетные права «коренных» наций гарантируют им достойное существование.

Такая чисто утилитарная функция национализма во всем своем противоречии здравому смыслу и морали проявилась, например, в вопросе о гражданстве. Принятые в Прибалтике соответствующие законы закрывают дорогу к получению равных со всеми прав большому числу жителей республик (в основном русских). Таким образом, делается попытка в очередной раз закамуфлировать экономическую несостоятельность политики сепаратизма все тяготы и издержки обретенной независимости кладутся на плечи тех, кто вместе с гражданством обойден полноценными и гарантированными правами собственности, социальной и юридической защиты.