Как перестройка воспринималась марксистами изнутри КПСС? Какую роль в ней играла «марксистская платформа»? Что произошло в октябре 1993-го? Недавно мы взяли интервью у известного марксиста А.И. Колганова с целью ответить на эти и другие вопросы постсоветской истории.

Пользуясь случаем, отмечаем, что публикация приурочена к юбилею Андрея Ивановича, и поздравляем его от лица нашего коллектива.

spichka: Какое политическое соотношение сил было в период перестройки в верхах и в низах? Какие были социальные причины смещения риторики от обновления социализма к рыночному хозяйству и приватизации?

А. Колганов: Политическое соотношение сил в период перестройки было очень подвижно и менялось даже внутри одного года, а длилась она более пяти лет. Если сначала большинство в низах поддерживало лозунги обновления социализма, а в верхах преобладали сторонники косметического ремонта системы, то затем это соотношение сил стало меняться. Сказались неудачи первых двух-трёх лет перестройки, сначала непонимание верхами, что косметический ремонт ничего не решает, а затем непонимание, как можно проводить более глубокие реформы и к каким последствиям они приведут. В результате разочарование в социалистических ценностях, имевшее уже и в 70-е -80-е годы широкое распространение, стало распространяться ещё шире.

Неудачи КПСС в сфере экономической политики повернули расширение гласности против КПСС. При этом внутри КПСС гласность и демократизация развивались медленнее, чем вне её, и это оружие оказалось гораздо более доступно противникам социализма, нежели его сторонникам.

Ухудшение экономической ситуации, обострение национальных конфликтов вели к тому, что наверху стали искать какие-то альтернативы прежним лозунгам, пытаясь при этом перехватить инициативу у антикоммунистической оппозиции. Немалую роль сыграло и желание части партийной верхушки вообще сдать в утиль те ценности, казёнными защитниками которых они ранее выступали. Пока ситуация была стабильна и их привилегии именно как членов партийной элиты не ставились под сомнение, они защищали неизменность системы. Как только система утратила стабильность, они сделали выбор в пользу отказа от неё, чтобы вписаться в элиту в альтернативной системе. Я не говорю уже о тех, кто давненько мечтал о буржуазном образе жизни.

spichka: Как Вы лично воспринимали начавшуюся Перестройку? Когда пришло понимание, что реставрация капитализма неизбежна?

А. Колганов: Первоначально я питал иллюзии, что партийная верхушка вынуждена будет реализовать лозунги реформирования социализма. Но уже её участие в обсуждении Закона о кооперативной деятельности (1988 год) показало, что под флагом обновления социализма влиятельные силы в правящей верхушке хотят протащить частное предпринимательство – при этом не открыто, как при НЭПе или в некоторых странах Восточной Европы, а замаскировано. Окончательно ситуация стала ясна в течение 1990 года, когда беспомощность элиты КПСС и стремительная утрата ею авторитета стали очевидными.

spichka: Были в партии или в академических кругах марксисты, которые сознательно выступали за переход к капитализму?

А. Колганов: В принципе я допускаю, что марксист может считать строительство социализма в СССР преждевременным и на этом основании выступать за переход к капитализму. Но, насколько мне известно, немногочисленные обществоведы, пускавшие в ход именно такие аргументы, не отождествляли себя с марксизмом, хотя и могли иногда апеллировать к Марксу. Например, первый мэр Москвы Г.Х. Попов.

spichka: Рассматривали ли Вы тогда «политику реформ и открытости» как адекватную альтернативу реставрации капитализма? Как считаете: для России китайский сценарий был бы лучше или хуже, чем произошедший?

А. Колганов: Очевидно, что китайский путь для России был бы лучше с экономической точки зрения, но в стране не было авторитетных политических сил, способных его реализовать. КПСС, в отличие от КПК, разлагалась на глазах, а каких-нибудь авторитарно-капиталистических лидеров националистического толка типа Ли Куан Ю¹Ли Куан Ю — премьер-министр Сингапура в 1959-1990 годах, способных на аналогичную политику, также не было. Новая правящая каста смотрела в рот МВФ, и для неё китайский путь был запретным. Он даже не осуждался — он замалчивался.

spichka: Какие реформы в период перестройки соответствовали движению к социализму?

А. Колганов: В целом — ни одна из них. Лишь отдельные элементы принимаемых в 1985-1988 годах решений, будучи вписаны в иной контекст, могли бы работать на социализм. Но в рамках тех реформ, которые осуществлялись, даже эти элементы были в лучшем случае бесполезны, а некоторые из них — даже вредны: например, элементы производственной демократии, которые превратились в рычаги развала плановой системы и финансовой сбалансированности.

spichka: Путч ГКЧП был столкновением консервативной и реформаторской бюрократии или политической провокацией?

А. Колганов: С субъективной стороны — первый вариант, а по своему объективному значению он сыграл роль политической провокации. Продемонстрировав свою полную политическую импотенцию, ГКЧП дал сигнал Ельцину к захвату власти.

Марксистская платформа

spichka: Где сейчас можно найти документы, периодику и прочие материалы, выпущенные марксисткой платформой в КПСС?

А. Колганов: По-моему, часть этих материалов передавалась в соответствующие фонды РГАСПИ²РГАСПИ — Российский государственный архив социально-политической истории. Что-то есть в бумажном виде у А.В. Бузгалина³Бузгалин Александр Владимирович — советский и российский экономист, один из соучредителей марксистской платформы. Возможно, что-то есть и в личных архивах других активистов. Были публикации в газете «Правда» летом 1990 года перед XXVIII съездом КПСС.

spichka: Стоял ли для марксистской платформы вопрос о реабилитации Льва Троцкого?

А. Колганов: Нет, внутри платформы вопрос о его политической реабилитации не поднимался и не обсуждался, вероятно, из-за нежелания устраивать вокруг этого дискуссию. Однако фактически некоторые идеи Троцкого оказывали влияние на формирование позиции Марксистской платформы. С юридической же точки зрения так вообще вопрос ставить было бессмысленно: Троцкий не был осужден ни очно, ни заочно. Максимум с юридической точки зрения можно было ставить вопрос об отмене решения о его высылке и лишении советского гражданства.

spichka: Известно ли вам о деятельности региональных представителей марксистской платформы?

А. Колганов: За давностью лет я вряд ли смогу припомнить что-то конкретное. Во всяком случае, Ленинградская организация была едва ли не активнее, чем Московская.

spichka: В чем состояла суть деятельности платформы? Какова была программа экономических и политических реформ и на какие слои населения платформа собиралась опираться?

А. Колганов: Фактически платформа представляла собой не столько политическое, сколько идеологическое течение. Платформа выступала за глубокую демократизацию КПСС, против бюрократических привилегий, за сохранение командных высот экономики в руках государства, но в сочетании с производственной демократией. Платформа допускала некоторое сужение монополии централизованного планового руководства экономикой и легализацию мелкого частного предпринимательства.

spichka: Существование «платформ» было формальным или внутри них действительно осуществлялась совместная политическая деятельность?

А. Колганов: Платформы внутри КПСС — Демократическая, Марксистская и Движение коммунистической инициативы — действительно вели политическую деятельность. Все они выступили основой организации новых политических партий, хотя ни одна из них впоследствии не стала сколько-нибудь заметной политической силой, за исключением РКРП, образовавшейся на основе Движения коммунистической инициативы.

spichka: Почему марксистской платформе не удалось одержать верх во вновь сформированной КП РСФСР?

А. Колганов: Платформа слишком поздно начала политическую деятельность и не сумела оказать заметного влияния на процесс выборов делегатов на съезд⁴XXVIII Съезд. Часть его делегатов провела Учредительный съезд КП РСФСР. Кроме того, выборы делегатов происходили не по платформам — их подбор во многом носил старый бюрократический характер, хотя и несколько поколебленный новыми веяниями демократизации и гласности. Но даже если бы этих проблем не было, вряд ли большинство членов партии выступило бы на стороне марксистской платформы. Ведь, по существу, мы предлагали достаточно глубокую внутрипартийную реформу, которая была бы невозможна без реальной борьбы против партийной верхушки — причем как консервативной, так и реформаторской. А именно этого большинство членов партии не хотело, ожидая желаемых перемен именно от действий сверху.

spichka: Почему последний состав ЦК и Политбюро не смог сохранить контроль над организацией после 1991 года? Была ли реальная возможность сохранить общесоюзную партию? На ком лежит ответственность за её распад?

А. Колганов: Потому что организация стала разбегаться. Шёл массовый выход из КПСС. И бездарное выступление ГКЧП, и согласие Горбачёва в августе 1991 года с решением Ельцина о роспуске КПСС действовали на партию деморализующе. Уже никто не хотел подчиняться такому руководству. А к самоорганизации для борьбы за свои идеалы большая часть партии была совершенно не готова. Не тех людей собирали в КПСС в предшествующие годы.

spichka: Был ли контакт между марксистской платформой и левыми диссидентами?

А. Колганов: Между платформой как организацией и левыми диссидентами контакта не было. Между активистами платформы и левыми диссидентами — были. Например, кружок, группировавшийся вокруг А.В. Бузгалина, контактировал с Абовиным-Егидесом⁵Абовин-Егидес Петр Маркович — советский и российский политический деятель, левый диссидент.

spichka: Существовала ли угроза перехода партии от реформаторства к радикальным преобразованиям или эта страшилка придумана победившими демократами?

А. Колганов: Вопрос неясен. О каких радикальных преобразованиях речь? В консервативном духе? Или в духе демонтажа социализма? Ни для того, ни для другого КПСС уже к 1990 году была непригодна. Шёл процесс её разложения.

spichka: Известны ли вам партийные меры по саботажу рыночных реформ? К примеру, противодействие департизации государственных структур или передача партийного имущества надёжным людям с целью сохранить его от конфискации.

А. Колганов: Про противодействие департизации мне ничего не известно. Мне известны слухи, что часть партийных фондов была передана зарубежным коммунистическим организациям, но в любом случае эта мера большой роли не сыграла, потому что не осталось политической силы, которая могла бы воспользоваться этими фондами.

spichka: Почему будущий состав ЦК КПРФ (Зюганов, Полозков, Купцов и другие) не оформились в отдельную платформу? Себя они не называют платформой в воспоминаниях, но было ли у современников понимание, что они связаны?

А. Колганов: Они не были связаны до запрета КПСС и занимали разные позиции. Полозков был креатурой Горбачёва, как и Купцов. Создавать платформы никто из них и в мыслях не держал, потому что они каждый по-своему хотели сохранить контроль над партаппаратом как над единым целым.

События октября 1993 г.

spichka: Была ли принципиальная разница между позициями Ельцина и Верховного Совета в период их конфронтации в 1992-1993 гг.? Если да, то в чём кардинальное различие их видения дальнейших реформ?

А. Колганов: Объективно, независимо от нюансов политической и идеологической риторики, большинство Верховного Совета пыталось действовать в интересах национального капитала против диктата международного финансового капитала. Именно в этом была суть конфликта. Позиция ВС РФ отражала интересы руководителей промышленности, сельского хозяйства и части армейских кругов, недовольных ослаблением армии. Проельцинские круги отражали интересы экспортно-ориентированной топливно-сырьевой промышленности, естественных монополий и торгово-финансовых кругов. При этом они стремились опереться на поддержку международного финансового капитала. ВС РФ хотел придать реформам более контролируемый характер, избежать криминализации экономики и не действовать по указке МВФ.

spichka: Почему в КПСС стали проявляться националистические тенденции и «красно-коричневые» получили такое влияние среди протестной молодежи?

А. Колганов: Очевидно, что распад СССР и национальное унижение из-за сдачи политических и экономических позиций Западу вызвали ответную реакцию. Поскольку официальная коммунистическая идеология обанкротилась, протест принял форму ностальгии по сильной державе, и «красный» оттенок в этом протесте присутствовал постольку, поскольку сильная держава исторически ассоциировалась с Советской властью.

spichka: Почему начались такие сильные сепаратистские тенденции в регионах? Связано ли это с усилением местной бюрократии или со слабостью центра? А может, с появлением местных экономических элит? Возможен ли был компромисс между центральными и региональными элитами, как, например, в современной Чечне?

А. Колганов: Сепаратистские тенденции в регионах были связаны с реально происходившим распадом хозяйственных связей и с узко-эгоистическими интересами местных бюрократических элит, не понимавших значения сильного государства для сохранения их собственных позиций в условиях, когда федеральная власть утратила авторитет.

spichka: В конце книги «Кровавый октябрь в Москве» Вы пишете, что экономический кризис привёл к политической пассивности масс, которые оказались на грани выживания. Но разве экономический кризис не мог также сподвигнуть людей бороться за изменение политики правительства? Или тут сыграл социально-политической фактор апатии рабочего движения в Советском Союзе и разочарование в идее социализма/коммунизма?

А. Колганов: В СССР не было традиции самостоятельной политической организации и самостоятельной борьбы рабочего класса. Шахтёрские забастовки 1990-91 годов — лишь небольшое исключение, возникшее из-за явного стремления тогдашней правящей верхушки решить дело компромиссом и не идти на обострение. В начале 90-х либеральное правительство ясно показало, что оно забастовочному давлению не уступит, а на политические протесты может и танками ответить.

И разумеется, сказались те факторы, о которых говорите Вы, — идейная дезориентация масс.