Чтобы контролировать общество, за ним надо следить, причём целенаправленно и системно. Современные технологии помогают правительствам надзирать за нами в невиданных ранее масштабах.

При этом устройства, позволяющие следить за кем-то, записывать и передавать информацию, сейчас настолько широко распространены, что доступны большинству из нас.

Это меняет расстановку сил, ведь мы можем использовать те же технологии в обратную сторону — чтобы разоблачать несправедливость и даже устранять её, то есть бороться с властями.

Получается двустороннее движение: они наблюдают за нами, но и мы — «контрнаблюдаем» за ними.

Сегодня мало кто изучает контрнаблюдение, так что давайте частично восполним этот пробел: обобщим то, что есть; рассмотрим кое-какие примеры и подумаем, насколько оно продуктивно и чем может быть опасно.

Для этого мы перевели статью «Countersurveillance» кандидата социологических наук Джеймса Уолша.

Истоки контрнаблюдения

Уязвимые группы населения стремятся защититься от слежки и для этого заимствуют средства наблюдения у верхов. Но зачастую они не останавливаются на этом и начинают сами следить за власть имущими ^{(73:347, см. также 64)}, которые до этого позволяли себе «роскошь невидимости» ^(27:101).

Наблюдение «снизу» организуется для того, чтобы:

1. противостоять официальному надзору,
2. не давать органам власти действовать тайно,
3. создать систему подотчётности. Уже эти попытки демократичны и направлены не в интересах элит.

Интерес к слежке растёт, но всё ещё сложно найти исследования о том, как её используют, чтобы бороться за свои права. Так, поиск в Web of Science Social Citation Index в феврале 2017 года с терминами «countersurveillance», «counter surveillance» и «counter‐surveillance» дал 10 научных работ против 18 983 для «surveillance».

Возможно, дело в том, что на наблюдение смотрят пессимистично и антиутопично. Его неразрывно связывают с «доминирующим, надзирающим взглядом» ^(40:152) и традиционно воспринимают как репрессивное, ограничивающее, как удел государственных специалистов и учреждений. Оно, дескать, по умолчанию является инструментом власти, а те, за кем ведётся наблюдение, — инертная масса «пешек… во всё более глобальной машине наблюдения» ^{(62:463, см. также 8, 33)}.

Это очень однобокий взгляд. Некоторые специалисты отмечают, что наблюдение разносторонне. По мнению Монахана ^(71:515), если воспринимать слежку исключительно как инструмент тирании, то можно начать путать свойства технологий с целями их пользователей и прийти к выводу, что устройства наблюдения сами по себе — это что-то плохое.

Тогда как на самом деле они в заметной степени «недоопределённы» и нередко проявляют противоречащие друг другу свойства и возможности. Само по себе наблюдение не регламентировано — оно ситуативно и неоднозначно ^{(61, 66)}. Оно одновременно сковывает и освобождает, маргинализирует и усиляет.

Это хорошо видно по тому, как развиты технологии связи и сбора информации — уже есть такие структуры наблюдения, в которых границы между наблюдателями и наблюдаемыми размыты. «Ни одна из основных групп населения не может быть неопровержимо выше или вне» внимания других ^{(51:618, см. также 18, 67)}.

То есть граждане не просто приспосабливаются к наблюдению или избегают его, а уже участвуют в нём, что наводит на мысли о «коллективном паноптикуме» — «перевёрнутой версии общества наблюдения» ^{(23, цит. по 22:350)}.

Обычные люди всё чаще используют наблюдение, когда не чувствуют себя в безопасности ^{(59 см. также 75, 90)}, — например, когда участвуют в горизонтальных формах взаимного наблюдения ⁽⁵⁾ или официально работают в контрольных органах, где им приходится служить «глазами и ушами» государства в различных сферах: полицейская деятельность, миграционный контроль, борьба с терроризмом.

Верхам нужно следить за населением и управлять им. Технологический прогресс создал для этого онлайн-маячки, уличные видеокамеры, биометрические реестры и другие инструменты наблюдения. Но он не мог не вооружить в то же время и низы. Вот так незаметно возникает новое направление общественного участия.

Многие устройства и инфраструктуры¹настолько доступны, недороги и просты в использовании, что даже рядовые граждане широко включаются в наблюдение. Хотя нельзя сказать, что это путь к полной наблюдательной демократии, — это будет преувеличением. Но такая среда позволяет по-новому влиять на общественное мнение, политическую дискуссию и институциональную практику.

Не всё сводится к технологиям. Меняются общественные и политические условия.

Неолиберальные идеологи обещают то конец «капитализма с человеческим лицом», то повсеместную приватизацию, то продвижение «общества эффективных собственников» ^(91:281). Такие преобразования усиливают народную тревогу. Общество лихорадочно требует безопасности. Политикам срочно нужно перенаправить эти требования, дабы сохранить свою легитимность.

Для этого они:

1. сеют страх перед теми, кто как бы угрожает обществу, перед мифическими «другими»: национальными меньшинствами, иностранцами, преступниками, получателями соцобеспечения, террористами;
2. продвигают политику «закона и порядка», куда входят усиленное наблюдение, полицейский надзор и социальный контроль ^{(9, 10, 43, 99)}.

Общество вынуждено на всё это реагировать, в том числе развивая контрнаблюдение.

Граждане как наблюдатели

Давайте рассмотрим различные практики контрнаблюдения и выявим их основные тенденции.

Видеоактивизм

Когда правоохранительные органы преступают закон и нарушают чьи-то права, граждане могут это запечатлеть и обнародовать. Видеоактивизм позволяет делать работу полицейских и чиновников прозрачной, её можно досконально проверить и раскритиковать ^{(6, 13, 47, 98)}.

«Copwatch» — одна из ведущих организаций видеоактивистов². Её члены отправляются в рабочие районы и гетто, где следят за тем, как патрулируются улицы, и фиксируют поведение полицейских. Они стремятся изобличать случаи полицейского произвола и предотвращать их — будь то незаконные обыски, расовая предвзятость или жестокость ⁽⁴⁹⁾. Собранные видеозаписи они предоставляют СМИ, размещают в интернете или сохраняют как доказательства для официальных жалоб или судебных исков ⁽⁵⁸⁾.

На массовых акциях этим занимались несколько общественных движений, включая «Black Lives Matter», «Act Up», «Occupy Wall Street», «Всемирное движение за справедливость» и участников Арабской весны. Они записывали, как силовые органы подавляли несогласных, и использовали «оборонительное наблюдение» против полицейских, которые сдерживали протесты ^{(71:173, см. также 15, 36, 70, 98)}.

Распространять отснятое можно через СМИ. Но те несколько зашорены и склонны выбирать только официальные точки зрения ⁽²⁵⁾. Поэтому, кроме них, используются соцсети и другие публичные платформы, где такой проблемы нет.

Когда пользователь может сам загружать свой материал или платформа поощряет гражданскую журналистику³, активисты могут контролировать всё, что происходит с их контентом: как он производится, распространяется и изначально подаётся.

Кроме того, природа социальных медиа «дикая и вирусная»: в ней локальное происшествие может быстро превратиться во всемирно известное событие ^(47:930). Теперь не только правительства могут объяснять действительность и определять, что вам можно воспринимать и «общественно осмыслять» ^(97:239), а что — нельзя. Низовое наблюдение даёт площадку для того, чтобы бороться с этой монополией.

К тому же повсеместно распространяются смартфоны и другие портативные устройства записи, что делает видеоактивизм «гипердемократичным». Например, стать случайными свидетелями правонарушения могут ничего не подозревающие прохожие. У многих под рукой камера, на которую в любой момент можно записать видео, а потом распространить его ^{(98:175, см. также 13, 38, 80, 81)}.

После нашумевшего случая в Лос-Анджелесе, когда Холлидей Джордж заснял, как полицейские избивали Родни Кинга, такие случайные разоблачения чрезмерного и часто расистского государственного насилия стали намного заметнее. А недавно Американский союз гражданских свобод ⁽²⁾ разработал бесплатное приложение, «Мобильное правосудие», которое облегчает скрытое наблюдение за полицией.

Некоторые громкие примеры любительской видеосъёмки на камеру:

• чёрные, погибшие от рук правоохранительных органов:
  • Оскар Грант (2009);
  • Эрик Гарнер (2014);
  • Уолтер Скотт (2015);
  • Филандо Кастиль (2016);
• смерть Иана Томлинсона на протестах во время саммита Большой двадцатки в Лондоне (2010);
• смерть Неды Ага-Солтан во время протестов против результатов выборов в Иране (2009).

Даже если у активиста нет политических намерений, само то, что он решил распространить запись в ответ на насилие со стороны государства, — часть практики гражданской вовлечённости ⁽¹³⁾.

Обычно, когда кто-то обнародует скандальные видео и фото, традиционные системы власти дают трещины. Это приводит либо к сдвигам в общественном мнении, массовым протестам и официальным расследованиям, либо к институциональным реформам ^{(47, см. также 70)}.

Теперь, зная, что их «сознательно и постоянно просматривают» ^(39:201), «полиция не может быть… уверена, что любой акт жестокости не будет зафиксирован» ^(70:199), а значит, полицейские будут вести себя иначе и избегать злоупотреблений.

Видеоактивизм подрывает имидж полиции ⁽⁶⁸⁾, нарушает её символическое право выступать в качестве «главного определителя» событий ⁽⁵³⁾. Он заставляет общество задуматься, не должны ли полиция и государство работать принципиально иначе.

Контркартография

Кто использует картографию, тот «владеет территорией» ⁽⁵⁴⁾. По крайней мере, если речь идёт о бюрократических государствах, ведь картографирование обеспечивает их логистику. Согласно Скотту, картография — это преобразующая деятельность: государства «не просто описывают, наблюдают и составляют карты; они стремятся сформировать людей и ландшафт, которые будут соответствовать их технике наблюдения» и контроля ^(82:82).

Стало гораздо проще следить за людьми и классифицировать их, когда появились GPS, геоинформационные системы (ГИС), геолокация и спутниковые снимки ^{(4, 28, 61)}. Особенно хорошо это видно на границах.

Хотя за пограничными зонами и так всегда следили сильнее обычного, но теперь появилась угроза международного терроризма, выросла тревога по поводу нелегальной миграции, а за угрозой и тревогой следует реакция со стороны государства ^{(1, 87)}. Чтобы предупреждать эти действия и наказывать за них, применяются: радары, беспилотники, дистанционное зондирование или ГИС, технологии определения местоположения ⁽⁸⁹⁾.

После того как правительства внедрили описанные технологии, на границах США и Европы резко выросла смертность от утопления, обезвоживания, обморожения и перегрева ⁽⁹⁴⁾. Для государств смерти неграждан — просто статистика ^{(3, см. также 31)}.

На сложившийся гуманитарный кризис отреагировали несколько активистских организаций. Они приобрели геопространственные технологии и стали их использовать наоборот — защищать мигрантов, поддерживать их право на свободу передвижения и содействовать тому, чтобы общество их приняло. Отслеживать перемещения с помощью контркартографии нужно, чтобы мешать государствам укреплять свои границы.

Другими словами, контрнаблюдение постепенно создаёт новую географию, в которой национальный суверенитет и безопасность подчинены наднациональной справедливости и гостеприимству ^(88:114).

Приведём несколько примеров таких организаций.

1. «Гуманные границы» (Humane Borders) — Тусон, Аризона

С помощью ГИС активисты отслеживают, где погибают мигранты. Полученные данные они затем используют, чтобы устанавливать и обслуживать станции водоснабжения и первой помощи по всей пустыне Соноре. По ним же создают онлайн-карты, которые предупреждают мигрантов об опасностях на границе и предлагают жизненно важную информацию: контакты экстренных служб; советы о том, когда и где пересекать границу, — а также напоминают взять с собой достаточно еды и воды ^{(30, 88)}.

2. «Театр электронного возмущения» (Electronic Disturbance Theater) — Сан-Диего

Коллектив критических теоретиков и кибер-активистов Калифорнийского университета пытался «взломать» границу и создал мобильное приложение «Transborder Immigrant Tool». Для мигрантов, пересекающих пустыню, это «виртуальный компас», который их защищает и вооружает. Устройство находит самые безопасные маршруты и направляет пользователя к ближайшим водозаборным станциям, природным источникам, дорогам и пунктам экстренной связи. Приложение разработано для границы США и Мексики, но исходный код есть в свободном доступе, так что можно адаптировать его для других географических условий ^{(4, 29, 89)}.

3. WatchTheMed — Европа

Эта картографическая онлайн-платформа — целая «сеть контрнаблюдения», участники которой отслеживают, записывают и отмечают смерти и правонарушения на морских границах Европы ⁽²⁹⁾. Они находят случаи, когда мигранты в беде оставались без помощи, и определяют, какие правительства отвечали за то, чтобы спасти их.

Организация работает с моряками, НПО, журналистами, исследователями, мигрантами и их друзьями и родственниками и использует «те же самые технологии», что и государства, — «отслеживание судов, спутниковые снимки, данные геолокации со спутниковых телефонов». Сами они говорят: «Пограничники, пока вы контролируете Средиземное море, мы будем следить за вами» ⁽⁹³⁾.

4. Южный Судан

А вот примеры того, как можно использовать геопространственные технологии макронаблюдения, чтобы запечатлевать государственные преступления:

• «Глаза на Дарфур» (Eyes on Darfur) — Amnesty International

Разработанная в 2007 году кампания, в которой пользователи интернета используют спутниковые снимки с Google Earth, чтобы отслеживать случаи геноцида в Южном Судане ^(33:267).

• «Кризис в Дарфуре» (Crisis in Darfur) — Музей Холокоста США

Аналогичная кампания, запущенная в рамках «Картографической инициативы по предотвращению геноцидов». С помощью пространственного наблюдения она позволяет «гражданам, правительствам и учреждениям получать доступ к информации о злодеяниях на стадии, когда они зарождаются, и реагировать на них» ⁽⁵⁶⁾.

• «Глаза и уши бога — видеонаблюдение за Суданом» (Oči in ušesa boga – videonadzor Sudana) — Словения

Фонд «HOPE» предоставляет гражданским лицам в Дарфуре беспилотники, оснащённые видеоаппаратурой, чтобы снимать военные преступления и нарушения прав человека ⁽¹⁰⁰⁾.

В приведённых примерах контрнаблюдение помогает бесправным. Здесь оно понимается в исконном смысле: не как наблюдение «снизу вверх», а как противодействие надзору «сверху вниз». Контркартография позволяет активным гражданам находить несправедливость и угнетение; им становится проще восстановить и предать огласке реальную картину событий.

Раскрытие цифровых данных и осведомительство

Многие организации⁴продвигают идею открытой власти. Чтобы её воплотить, они разоблачают государственные тайны и распространяют их в интернете.

Самая известная из них — WikiLeaks. Эта организация состоит из диссидентов, журналистов и технологов ^{(7:2620, см. также 16)}, которые ищут, где государство действует неэтично, незаконно и неправомерно. Она создала анонимную онлайн-платформу, чтобы выводить политиков и корпорации на чистую воду, рассказывая об их преступлениях.

Таким образом она вовлекает в политику всё общество и тем самым борется с коррупцией и её пагубными последствиями для демократии. Хотя информационная безопасность растёт, WikiLeaks всё ещё остаётся серьёзной силой.

Самая примечательная утечка произошла в 2010 году, когда они обнародовали огромный массив документов о военных вторжениях США в Ирак и Афганистан. В них, среди прочего, раскрывалось, как госслужбы преднамеренно убивали и пытали гражданских, какие они совершали ошибки и как они сотрудничали с коррумпированными режимами ⁽⁷⁾.

Организация доказывает, что с помощью интернета можно влиять на политику.

Когда правительства стали выводить информацию в цифровое пространство, им пришлось тщательнее скрывать свой информационный след. Теперь если информацию перехватывают или взламывают, то распространяется она быстрее и шире, оставаясь в сети навсегда ^{(7, 11, 16, 35, 41)}. Государствам приходится с этим считаться.

WikiLeaks подаёт себя как «первое разведывательное управление от народа», которое мешает правительствам врать, воровать, угнетать, эксплуатировать и сговариваться ^(42:214). Если разрушить скрытность и недоступность правительств, то государства будут вынуждены принимать решения иначе — с оглядкой на то, что все про них узнают.

Наблюдают за бюрократией не напрямую, а косвенно. Она сама хранит все свои файлы, отчёты, досье и журналы связи в системах регистрации и записи ^{(39, см. также 44)}. Их-то и используют члены организации, чтобы раскрыть следы государственной деятельности.

Тайное становится явным не только из-за случайных утечек — некоторые люди осознанно идут против системы и сливают информацию ^(86:31). Так они хотят приоткрыть завесу тайны и подвергнуть закрытый мир элит общественному контролю. Власть имущие больше не могут быть уверены в своей безнаказанности ^{(42, см. также 16, 27)}. Государственные институты получают «мотивацию действовать справедливо» ^(42:215).

Более того, когда общественность узнаёт про преступления государств, это наносит им репутационный ущерб. Последний можно использовать, к примеру, продавливая реформы, заставляя правительства отчитываться о своих действиях, а через это менять общественные настроения. Утечки делают общество осведомлённей, что позволяет ему контролировать власть. Следовательно, контрнаблюдение воплощает в себе «демократические идеалы прозрачного государства», которые отстаивали самые разные философы, от Руссо до Хабермаса ^(96:304).

«Контроль над информацией» есть «сущность государственной власти» ^(24:169), поэтому раскрыть государственную тайну — значит глубоко оскорбить те принципы, на которых основаны современные правительства ^{(84, 101)}. Такая практика подрывает государственный суверенитет и централизованную власть как таковые.

WikiLeaks считает, что в условиях «полной прозрачности… государство не сможет действовать скрытно, а значит, и существовать» ^(35:778). Его символическая власть разрушается, и оно больше не может поддерживать свой образ и понятность своих действий, формировать общественное мнение ^(14:170).

---

Мы рассмотрели лишь некоторые практики контрнаблюдения, но уже видим, насколько они разнообразны по масштабам, технологиям, задачам и сферам применения.

Ограничения и неопределённости

Несмотря на весь потенциал, нельзя рассчитывать, что контрнаблюдение, как панацея, спасёт мир от несправедливости. Как и любое явление, оно неоднозначно и может приводить к непредвиденным последствиям.

На самом деле вопрос даже скорее в том, есть ли от контрнаблюдения вообще какая-то польза. Ни один из перечисленных инструментов не привёл к тому, чтобы общественное право как-то серьёзно изменилось или стало меньше несправедливости и неправомерных действий. Уровень смертности мигрантов и случаи полицейской жестокости остались прежними, а от действий WikiLeaks государство не стало прозрачнее ^{(см. 26, 34, 71, 77)}.

Более того, практика контрнаблюдения, по-видимому, мало повлияла и на общественное мнение. Уровень ксенофобии в Европе и США по-прежнему высок. Несмотря на то что мир увидел несколько громких видео с доказательствами того, что полицейские, бывает, чинят произвол, общественная поддержка правоохранительных органов в США сейчас достигла своего исторического максимума ⁽⁶⁹⁾.

WikiLeaks, рассекретив военные документы США, подняла бурный скандал, но в конечном итоге люди не смогли добиться того, чтобы правительство провело нужные реформы ⁽¹⁶⁾. После того как организация опубликовала эти утечки, поддержка войны в Афганистане только усилилась, а доля американцев, считающих WikiLeaks действующими в интересах общества, упала с 42 до 29 % ^{(77, см. также 74)}.

Это говорит о том, что многие активисты придерживаются — возможно, наивной — веры в то, что информацию достаточно раскрыть и распространить, и от этого общественное мнение автоматически изменится.

На деле же добыть информацию ещё не значит правильно её донести — с этим-то и возникают проблемы. Похоже, что слежка «снизу вверх» только проиграла от собственного распространения.

В частности, вокруг стало так много информации, что очень трудно удержать общественное внимание на чём-то одном, и эффект от того, что раскрывается нечто действительно важное, снижается ^{(98:178, см. также 81)}.

Комментируя ситуацию с WikiLeaks, Фенстер отметил, что сама по себе прозрачность в западных обществах мало чего даёт — для этого они слишком сложны и децентрализованы, их население слишком рассеяно, а их информационная среда слишком насыщенна ^{(35:807, см. также 74, 77)}.

Если взять видеоактивизм, то пока видно, что он почти не помогает привлекать должностных лиц к ответственности. Изображения попадают в быстро изменяющуюся информационную среду, которую активисты не в состоянии контролировать. И суд, и СМИ, и граждане скорее поверят в то объяснение, которое дадут власти и их эксперты ^{(47, 76)} — те, кому значительно проще влиять на общественное мнение.

Пользуясь этим влиянием, сотрудники правоохранительных органов уклоняются от обвинений в том, что они жестоко себя ведут, с помощью различных стратегий. Например, они ставят под сомнение мотивы и объективность тех, кто их снимал, чем обесценивают содержание отснятого материала, — или же они просто утверждают, что всё делали правомерно ^{(20, 21, 48, 80, 85)}.

Вопрос ещё и в том, не делает ли контрнаблюдение только хуже. От того, что видимость растёт, отношения властей принципиально не меняются ^{(80:88, см. также 17)}: контрнаблюдение не только разрушает старые механизмы власти, но и создаёт новые, а они могут непреднамеренно укрепить системы контроля, с которыми и борются активисты ^(71:531).

Так, запись разговоров между полицией и гражданами может привести к тому, что за мелкие преступления начнут жёстче и чаще наказывать ⁽⁵⁸⁾. Это не только усилит давление на самые незащищённые социальные слои, но и ещё больше обострит отношения между полицией и населением.

Такой результат прямо противоположен тому, чего пытаются добиться активисты. Были случаи, когда правоохранительные органы конфисковывали видео с митингов и использовали их в следственных целях. Например, чтобы отслеживать группы активистов, составлять досье на некоторых протестующих и выявлять подозреваемых ^{(15, 98)}. Получается, что активисты могут в конечном итоге стать жертвами собственной слежки.

Наконец, несмотря на приверженность WikiLeaks открытости и прозрачности, сами они закрыты и непрозрачны, их мотивы и личности никому не известны. Подобные меры защищают осведомителей от преследования, но они создают и угрозу кооптации, когда руководство назначает своих членов само — их не избирают рядовые участники организации ^{(78, см. также 84)}.

Несколько правительств и новостных агентств утверждают, что на WikiLeaks проникли российские оперативники, стремящиеся дискредитировать правительства стран НАТО. В частности, считается, что публикация на WikiLeaks тысяч электронных писем Национального комитета Демократической партии во время выборов в США в 2016 году была организована российской разведкой в ​​рамках «информационной войны», направленной на то, чтобы Дональд Трамп стал президентом ⁽⁷⁹⁾. Следовательно, вместо того чтобы продвигать открытость и подотчётность на благо общества, платформа использует их в частных целях, не всегда праведных ⁽⁵⁷⁾.

Кроме того, слежка и контрслежка взаимосвязаны: одна предвосхищает другую, реагирует на неё и на изменения в ней. Наблюдателей могут попытаться успокоить или жёстче противостоять им, но молча игнорировать их не будут точно: на каждую контрслежку найдётся своя «контрнейтрализация» ⁽⁶⁵⁾. От такого движения туда-обратно общий уровень слежки и контроля будет только повышаться ^(52:21).

Похоже, чем чаще полицейские попадают на камеру, тем скрытнее они действуют и лучше понимают, как избежать своей окольной видимости или манипулировать ей ^{(37, 80)}.

Например, полицейские перестали чинить произвол на улицах, но продолжили это делать в участках, стали снимать опознавательные знаки во время протестов, запугивать видеооператоров-любителей, угрожая им арестом и судебным преследованием, а также конфисковывать или уничтожать камеры и видеоматериалы ^{(71, 83, 85)}.

Теперь полицейские готовы к тому, что их снимают, и применяют стратегии поведения «на камеру» ⁽⁸⁰⁾. В частности, они добавляют комментарии, оправдывающие насильственное поведение, например «прекратите сопротивляться аресту», или сознательно изменяют свой вид и поведение, чтобы продемонстрировать сдержанность и профессионализм.

Такие действия подрывают контрнаблюдение, так как скрывают то, насколько неосмотрительны и недисциплинированны полицейские на самом деле.

Что касается WikiLeaks, её работа не повлияла на официальную политику секретности государств. Вместо этого правительства ужесточили законы, касавшиеся осведомительства, стали иначе администрировать, по-другому использовать технические средства, а также усилили меры безопасности ^{(35, 42)}. То есть «раскрытие секретов обычно не приводит к реформе или революции, а ещё больше укрепляет статус-кво» ^(74:12).

Мы видим, что контрнаблюдение даёт государству «необходимые провокации», которые оно использует, чтобы «выявить и исправить неэффективности механизмов контроля» ^(71:531).

Так власть только крепнет.

Видимость и прозрачность сами по себе ещё не означают демократию. В крайней форме они так же вредят обществу, как и скрытность ^{(17, 24)}. Из-за диалектики действия и противодействия контрнаблюдение угрожает спровоцировать «гонку вооружений наблюдения» и создать «более осторожное и подозрительное общество», определяемое «всеобщим увеличением наблюдения и контрнаблюдения» ^{(64:161, см. также 58, 61)}. Это культивирует всеобщую атмосферу подозрительности, разобщает людей, мешает находить общие интересы, расширять солидарность, реабилитирует усиленный общественный контроль.

Но всё это не значит, что развивать низовое наблюдение бессмысленно. Несмотря на описанные ограничения, можно продолжать бороться за справедливость, за прозрачность и подотчётность властей. Не стоит идеализировать контрнаблюдение и считать, что оно решит все проблемы. Как напоминает нам Монахан ^(71:531), найденные противоречия не ставят крест на контрнаблюдении.

Главное для его активистов — не стать такими же реакционерами, как те, кого они критикуют.

Контрнаблюдение позволяет бороться с государственной властью и её злоупотреблениями, но успех этой борьбы далеко не гарантирован.

Результат зависит от того, насколько творчески активны и ответственны будут сами граждане.

Список литературы

1. Aas, K. F. (2013). Globalization and crime. London: Sage.
2. ACLU. (2015). ACLU apps to record police conduct. Available from https://www.aclu.org/feature/aclu‐apps‐record‐police‐conduct (last accessed April 11, 2018).
3. Agamben, G. (1998). Homo sacer: Sovereign power and bare life. Stanford, CA: Stanford University Press.
4. Amoore, L. & Hall, A. (2010). Border theatre: On the arts of security and resistance. Cultural Geographies, 17(3), 299–319.
5. Andrejevic, M. (2002). The work of watching one another: Lateral surveillance, risk, and governance. Surveillance & Society, 2(4), 479–497.
6. Andrejevic, M. (2011). Watching back: Surveillance as activism. In: S. C. Jansen, J. Pooley, & L. Taub‐Pervizpour (Eds.), Media and social justice (pp. 177–191). London: Palgrave MacMillan.
7. Andrejevic, M. (2014). WikiLeaks, surveillance and transparency. International Journal of Communication, 8, 2619–2630.
8. Ball, K. (2005). Organization, surveillance and the body: Towards a politics of resistance. Organization, 12(1), 89–108.
9. Bauman, Z. (1999). In search of politics. Stanford, CA: Stanford University Press.
10. Beckett, K. & Sasson, T. (2003). The politics of injustice: Crime and punishment in America. London: Sage.
11. Benkler, Y. (2011). A free irresponsible press: WikiLeaks and the battle over the soul of the networked fourth estate. Harvard Civil Rights‐Civil Liberties Law Review, 46, 311–397.
12. Bennett, C. J. (2010). The privacy advocates. Cambridge, MA: MIT Press.
13. Bock, M. A. (2016). Film the police! Cop‐watching and its embodied narratives. Journal of Communication, 66(1), 13–34.
14. Bourdieu, P. (1991). Language and symbolic power. Cambridge, MA: Harvard University Press.
15. Bradshaw, E. A. (2013). This is what a police state looks like: Sousveillance, direct action and the anti‐corporate globalization movement. Critical criminology, 21(4), 447–461.
16. Brevini, B. (2017). WikiLeaks: Between disclosure and whistle‐blowing in digital times. Sociology Compass, 11(3), 1–11.
17. Brighenti, A. (2007). Visibility: A category for the social sciences. Current Sociology, 55(3), 323–342.
18. Brin, D. (1999). The transparent society. Boston, MA: Addison‐Wesley.
19. Browne, S. (2015). Dark matters. Durham, NC: Duke University Press.
20. Brucato, B. (2015a). Policing made visible: Mobile technologies and the importance of point of view. Surveillance & Society, 13(3/4), 455–473.
21. Brucato, B. (2015b). The new transparency: Police violence in the context of ubiquitous surveillance. Media and Communication, 3(3), 39–55.
22. Bruno, F. (2012). Surveillance and participation on Web 2.0. In D. Lyon & K. Ball (Eds.), Routledge handbook of surveillance studies (pp. 343–351). London: Routledge.
23. Cascio, J. (2005). The rise of the participatory panopticon. Available from http://www.openthefuture.com/wcarchive/2005/05/the_rise_of_the_participatory.html (last accessed April 11, 2018).
24. Castells, M. (2001). The Internet galaxy. Oxford: Oxford University Press.
25. Chibnall, S. (2013). Law‐and‐order news: An analysis of crime reporting in the British press. London: Routledge.
26. Coleman, R. & McCahill, M. (2010). Surveillance and crime. London: Sage.
27. Coleman, S. & Ross, K. (2010). The media and the public. Chichester: John Wiley & Sons.
28. Crampton, J. W. (2011). Mapping: A critical introduction to cartography and GIS. Chichester: John Wiley & Sons.
29. Dijstelbloem, H. (2014) Mediating the Med.: Surveillance and counter‐surveillance at the southern borders of Europe. In Y. Jansen, R. Celikates, & J. de Bloois (Eds.), The irregularization of migration in contemporary Europe (pp. 103–120). London: Rowman & Littlefield.
30. Doty, R. L. (2006). Fronteras compasivas and the ethics of unconditional hospitality. Millennium, 35(1), 53–74.
31. Doty, R. L. (2011). Bare life: Border‐crossing deaths and spaces of moral alibi. Environment and Planning D: Society and Space, 29(4), 599–612.
32. Doyle, A. (2003). Arresting images: Crime and policing in front of the television camera. Toronto, ON: University of Toronto Press.
33. Dupont, B. (2008). Hacking the panopticon: Distributed online surveillance and resistance. In M. Deflem (Ed.), Surveillance and governance: Crime control and beyond (pp. 257–278). Bingley: Emerald.
34. Fan, M. D. (2008). When deterrence and death mitigation fall short: Fantasy and fetishes as gap‐fillers in border regulation. Law & Society Review, 42(4), 701–734.
35. Fenster, M. (2011). Disclosure’s effects: WikiLeaks and transparency. Iowa Law Review, 97, 753–807.
36. Fernandez, L. A. (2008). Policing dissent: Social control and the anti‐globalization movement. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press.
37. Fernandez, L. A. & Huey, L. (2009). Is resistance futile? Thoughts on resisting surveillance. Surveillance & Society, 6(3), 199–202.
38. Fiske, J. (1996). Media matters: Everyday culture and political change. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press.
39. Foucault, M. (1977) [1975]. Discipline and punish: The birth of the prison. New York: Pantheon.
40. Foucault, M. (1980). Power/knowledge: Selected interviews and other writings, 1972–1977. New York: Pantheon.
41. Fuchs, C. (2011). New media, Web 2.0 and surveillance. Sociology compass, 5(2), 134–147.
42. Fuchs, C. (2014). Social media: A critical introduction. London: Sage.
43. Garland, D. (2001). The culture of control. Oxford: Oxford University Press.
44. Giddens, A. (1987). The nation‐state and violence. Berkeley, CA: University of California Press.
45. Gilliom, J. (2001). Overseers of the poor: Surveillance, resistance, and the limits of privacy. Chicago, IL: University of Chicago Press.
46. Gilliom, J. & Monahan, T. (2012). Everyday resistance. In D. Lyon & K. Ball (Eds.), Routledge Handbook of Surveillance Studies (pp. 405–411). London: Routledge.
47. Goldsmith, A. J. (2010). Policing’s new visibility. British Journal of Criminology, 50(5), 914–934.
48. Goodwin, C. (1994). Professional vision. American Anthropologist, 96(3), 606–633.
49. Grinberg, E. (2011). Cop‐watchers look for racial profiling on the streets of Phoenix. Available from http://www.cnn.com/2010/CRIME/05/11/phoenix.copwatch.arpaio (last accessed April 11, 2018).
50. Haggerty, K. D. (2006). Tear down the walls: on demolishing the panopticon. In D. Lyon (Ed.), Theorizing surveillance: The panopticon and beyond (pp. 23–45). London: Willan.
51. Haggerty, K. D. & Ericson, R. V. (2000). The surveillant assemblage. British Journal of Sociology, 51(4), 605–622.
52. Haggerty, K. D. & Ericson, R. V. (2006). The new politics of surveillance and visibility. In K. D. Haggerty & R. V. Ericson (Eds.), The new politics of surveillance and visibility (pp. 3–25). Toronto, ON: University of Toronto Press.
53. Hall, S. C., Critcher, C., Jefferson, C., Clarke, T. J., & Roberts, B. (1978). Policing the crisis: Mugging, the state and law and order. London: Palgrave.
54. Hannah, M. G. (2000). Governmentality and the mastery of territory in nineteenth‐century America. Cambridge: Cambridge University Press.
55. Hatty, S. (1991). Police, crime and the media: An Australian tale. International Journal of the Sociology of Law, 19(2), 171–191.
56. Hollinger, A. (2007). US Holocaust Memorial Museum and Google join in online Darfur mapping initiative. Available from http://googlepress.blogspot.ca/2007/04/us‐holocaust‐memorial‐museum‐and‐google_10.html (last accessed April 11, 2018).
57. Howard, A. & Wonderlich, J. (2016). On weaponized transparency. Available from https://sunlightfoundation.com/2016/07/28/on‐weaponized‐transparency/ (last accessed April 11, 2018).
58. Huey, L., Walby, K., & Doyle, A. (2006). Cop watching in the downtown eastside: Exploring the use of (counter) surveillance as a tool of resistance. In T. Monahan (Ed.), Surveillance and security: Technological politics and power in everyday life (pp. 149–165). London: Routledge.
59. Koskela, H. (2011). Hijackers and humble servants: Individuals as camwitnesses in contemporary controlwork. Theoretical Criminology, 15(3), 269–282.
60. Lyon, D. (1994). The electronic eye: The rise of surveillance society. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press.
61. Lyon, D. (2007a). Surveillance studies: An overview. Cambridge: Polity Press.
62. Lyon, D. (2007b). Surveillance, power and everyday life. In R. Mansel (Ed.). The oxford handbook of information and communication technologies (pp. 449–472). Oxford: Oxford University Press.
63. Mann, S. (2002). Sousveillance: Secrecy, not privacy, may be the true cause of terrorism. Available from http://www.wearcam.org/sousveillance.htm (last accessed April 11, 2018).
64. Marx, G. T. (2003). A tack in the shoe: Neutralizing and resisting the new surveillance. Journal of Social Issues, 59(2), 369–390.
65. Marx, G. T. (2009). A tack in the shoe and taking off the shoe: Neutralization and counter‐neutralization dynamics. Surveillance & Society, 6(3), 294–306.
66. Marx, G. T. (2012). “Your papers please”: Personal and professional encounters with surveillance. In D. Lyon & K. Ball (Eds.), Routledge handbook of surveillance studies (pp. XX–XXXI). London: Routledge.
67. Mathiesen, T. (1997). The viewer society: Michel Foucault’s panopticon revisited. Theoretical Criminology, 1(2), 215–234.
68. Mawby, R. (2013). Policing images. London: Willan.
69. McCarthy, J. (2016). Americans’ respect for police surges. Available from http://www.gallup.com/poll/196610/americans‐respect‐police‐surges.aspx (last accessed April 11, 2018).
70. McGrath, J. E. (2004). Loving big brother: Performance, privacy and surveillance space. London: Psychology Press.
71. Monahan, T. (2006). Counter‐surveillance as political intervention? Social Semiotics, 16(4), 515–534.
72. Monahan, T., Phillips, D. J., & Wood, D. M. (2010). Surveillance and empowerment. Surveillance & Society, 8(2), 106–112.
73. Pecora, V. P. (2002). The culture of surveillance. Qualitative Sociology, 25(3), 345–358.
74. Quill, L. (2014). Secrets and democracy: From arcana imperii to WikiLeaks. New York: Springer.
75. Reeves, J. (2017). Citizen spies: The long rise of America’s surveillance society. New York: NYU Press.
76. Reiner, R. (2013). Law and order: An honest citizen’s guide to crime and control. Cambridge: Polity Press.
77. Roberts, A. (2012). WikiLeaks: The illusion of transparency. International Review of Administrative Sciences, 78(1), 116–133.
78. Ross, G. (2011). Who watches the watchmen? The conflict between national security and freedom of the press. Washington, DC: National Intelligence University.
79. Rutland, P. (2017). The return of Kremlinology. Available from http://www.tol.org/client/article/26615‐russia‐report‐propaganda‐intelligence‐putin‐criticism.html (last accessed April 11, 2018).
80. Sandhu, A. (2016). Camera‐friendly policing: How the police respond to cameras and photographers. Surveillance & Society, 14(1), 78–89.
81. Schaefer, B. P. & Steinmetz, K. F. (2014). Watching the watchers and McLuhan’s tetrad: The limits of cop‐watching in the Internet age. Surveillance & Society, 12(4), 502–515.
82. Scott, J. C. (1998). Seeing like a state: How certain schemes to improve the human condition have failed. New Haven, CT: Yale University Press.
83. Simon, S. (2012). Suspicious encounters: Ordinary preemption and the securitization of photography. Security Dialogue, 43(2), 157–173.
84. Slaughter, S. (2014). WikiLeaks and the limits of representative democracy and transnational democratisation. In B. Isakhan & S. Slaughter (Eds.), Democracy and crisis (pp. 166–185). London: Palgrave Macmillan.
85. Stuart, F. (2011). Constructing police abuse after Rodney King: How skid row residents and the Los Angeles Police Department contest video evidence. Law & Social Inquiry, 36(2), 327–353.
86. Thompson, J. B. (2005). The new visibility. Theory, Culture & Society, 22(6), 31–51.
87. Walsh, J. (2008). Community, surveillance and border control: The case of the minuteman project. In M. Deflem (Ed.), Surveillance and governance: Crime control and beyond (pp. 11–34). Bingley: Emerald.
88. Walsh, J. P. (2010). From border control to border care: The political and ethical potential of surveillance. Surveillance & Society, 8(2), 113–130.
89. Walsh, J. (2013). Remapping the border: Geospatial technologies and border activism. Environment and Planning D: Society and Space, 31(6), 969–987.
90. Walsh, J. P. (2014a). The marketization of multiculturalism: Neoliberal restructuring and cultural difference in Australia. Ethnic and Racial Studies, 37(2), 280–301.
91. Walsh, J. P. (2014b). Watchful citizens: Immigration control, surveillance and societal participation. Social & Legal Studies, 23(2), 237–259.
92. Walsh, J. P. (2016). Moral panics by design: The case of terrorism. Current Sociology, 65(5), 643–662.
93. WatchTheMed. (2013). WatchTheMed: A counter‐surveillance network to stop deaths and violations of migrants’ rights at sea. Available from http://watchthemed.net/media/uploads/page/3/WTM_launch_05.12.2013_ENG‐FR.pdf (last accessed April 11, 2018).
94. Weber, L. & Pickering, S. (2011). Globalization and borders: Death at the global frontier. New York: Springer.
95. Welch, M. (2009). Crimes of power & states of impunity: The US response to terror. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press.
96. Welch, M. (2011). Counterveillance: How Foucault and the Groupe d’Information sur les Prisons reversed the optics. Theoretical Criminology, 15(3), 301–313.
97. Welch, M., Fenwick, M., & Roberts, M. (1998). State managers, intellectuals, and the media: A content analysis of ideology in experts’ quotes in feature newspaper articles on crime. Justice Quarterly, 15(2), 219–241.
98. Wilson, D. J. & Serisier, T. (2010). Video activism and the ambiguities of counter‐surveillance. Surveillance & Society, 8(2), 166–180.
99. Young, J. (1999). The exclusive society. London: Sage.
100. Završnik, A. (2016). Drones, resistance and countersurveillance. In A. Završnik (Ed.), Drones and unmanned aerial systems (pp. 243–266). London: Springer.
101. Žižek, S. (2011). Good manners in the age of WikiLeaks. London Review of Books, 33(2), 9–10.