Ни мира, ни войны

Иуда Бронштейн и подручный Бухарин, «ожесточённо борясь с Лениным и играя на руку германским империалистам и контрреволюции», кидали Советскую Россию в горнило мировой войны. Они, искусно маскируясь левыми фразами, предавали рабочий класс — так писали в Кратком курсе, так думают и сейчас. 

Скажем лаконично: перед нами — апофеоз сталинской пропаганды. На деле Брестский мир сложен и противоречив, поэтому бессовестно объяснять его тем, что в партию пробрались враги. Троцкого поддержали на всех уровнях власти — от ЦК до III Съезда Советов. «Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна» — слова того, кого предавал Троцкий, — Ленина! А условия мира были унизительными, потому что большевики пошли ва-банк, надеясь на мировую революцию. Тяжёлому поражению надо смотреть прямо в лицо.

Когда же это закончится

С тех пор как рабочие на Дворцовой площади кланялись перед императором и с трепетом встречали начало войны, прошло всего 3 года. Схлынул народный энтузиазм, о проливах уже не мечтали, а для царя готовили подвал Ипатьевского дома. 

А всё так хорошо начиналось! Простые люди обвиняли кого угодно — и царя, и бога, и коммунистов, — но их объединяло то, что они хотели покончить с войной.

Она настолько всех доконала, что политические разногласия уходили на второй план. Конечно, помещики и капиталисты так и стояли на своём, но кто уже с ними считался в конце 1917 года? Весь мир — от Африки до Океании, от Западной Европы до Дальнего Востока — устал от нескончаемой войны. Она довела страны до экономического, социального и политического кризиса: деньги кончались, солдаты устали и рвались домой, революции созревали в почве. Посмотрим не только на то, как переживала бедствия Европа, но и на то, как билась в конвульсиях Россия. 

В столицу, как и сегодня, стекались все народные богатства. Петроград до поры до времени никогда не голодал, платил рабочим сносные деньги, развивал инфраструктуру — классическая участь всякого центра при капитализме. Ясное дело, что если жизнь в нём портится, то неважно себя чувствует и провинция, за счёт которой он кормится. Поэтому, чтобы понять, как чувствовала себя воюющая Россия, посмотрим на Петроград. 

Любой человек хочет поесть, одеться и поспать, но всё это стоит денег. Недобросовестный историк скажет, что в 1917 году средняя зарплата рабочего увеличивалась: если в феврале металлист получал около 100 рублей, то в октябре — уже 300 рублей¹Питерские рабочие и Великий Октябрь: моногр. / Знаменский О.Н., Ильина Г.И., Кручковская В.М. ; отв. редактор О.Н. Знаменский. — Л. : Наука, 1987. — C. 374., — а значит, жить он стал богаче. Однако не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы знать о разнице между номинальной и реальной зарплатой. Вот и на деле индекс цен стремительно рос (3.5 в январе, 6.0 — в июне, 11.4 — в сентябре) и инфляция катастрофически обесценивала деньги. Поэтому цены на товары за год увеличились в 5-7 раз. Всё усугублялось тем, что продукты было не достать, а если и достать, то только простояв длинную очередь. Выборгская районная управа жаловалась: «”Хвосты” [очереди — прим. ред.] фактически превратили 8-часовой рабочий день в 12- и 13-часовой, ибо пролетарии и пролетарки идут с заводов, фабрик и других работ прямо в “хвосты”, в которых проводят по 4—5 часов после, а иногда и до своего рабочего дня». А вот что писал мелкобуржуазный «Синий журнал»: «Самая проклятая очередь — на обувь. Чтобы получить билетик только на право войти в магазин и примерить сапоги или ботинки, приходится становиться в очередь за 15—18 часов… В Петрограде к американской обуви на Невском очередь из 10 000 чел. стояла по 24 часа!»²Там же. — С. 155. Петроград получал лишь 25% запланированных поставок продовольствия. Рабочие, порой так и не купив товары первой необходимости, возвращались домой — если его таким, конечно, можно назвать. Жили они в убогих, антисанитарных условиях. В обычной квартире ютилось в среднем 13 человек, а в богатой — двое-трое. Бедняки снимали «углы» не только в комнатах, но и на кухнях и в коридорах. 50 тыс. петроградцев, в основном рабочие, жили в подвалах; чернорабочие и безработные — в ночлежках. Санитарные врачи, которые проверяли бараки рабочих Невского судостроительного завода, указали на «ужасающие условия»: не было выгребных ям, отдельных отхожих мест; в комнатах, где рабочие спали на трёхъярусных кроватях, — вентиляции; нечего говорить о кухне и ванной: готовили и мылись на улице. Конечно, война сама по себе не виновата, что рабочим плохо жилось: виновников этого «торжества» долго искать не придётся, — но она обострила и так запущенную продовольственную и жилищную проблему. Властители и раньше не обращали внимания на рабочих, а теперь и вовсе про них забыли — куда им до люда, когда на носу проливы!

Промышленность страдала от экономического кризиса и работала на износ — многие предприятия закрывались. В середине мая Министерство торговли и промышленности насчитало в Петрограде более 50 тыс. безработных, многие из которых когда-то были рабочими. Куда подаётся человек, когда ему негде работать? Два варианта — либо в социалистическое подполье, либо в преступники. В Петрограде было 20 тыс. уголовников, которые ежемесячно совершали 1400 преступлений, и мало кто с ними боролся³Первые четыре месяца Советской власти. Глава III [электронный ресурс] // spichka.media — Открытый доступ: https://spichka.media/first-fourth-months-3/ (дата обращения: 07.07.2021).. Топливный голод так же обострился и затруднял снабжение заводов. В октябре дефицит городской сметы составил 100 млн рублей, и министерства рекомендовали городским властям искать «иные пути» получения денег, а попросту говоря — пополнять бюджет, увеличивая тарифы на коммунальные услуги. Например, рабочие жаловались, что теперь не могут добраться на работу на трамвае, потому что цена проезда повысилась на 20 копеек — для них это были большие деньги. 

Заводчики и фабриканты обвиняли во всех бедах рабочих: видите ли, они не работают, создают фабзавкомы и ещё нагло требуют отпусков и 8-часовой рабочий день — вот из-за этого и хромает производство! Да, в этом есть доля истины, но она небольшая и с оговорками. Когда рабочие только начинали брать производство в свои руки, производительность труда падала. Однако это объясняется не тем, что рабочие — негодяи и специально вредили капиталистам, уничтожая их капиталы, — это глупое объяснение, так как рабочие хотят есть, а для этого надо где-то работать, — а тем, что страну поработили экономический кризис, локауты фабрикантов, затяжная война. Рабочие управляли производством не потому, что преисполнились силой и умениями, а из нужды — все директора разбежались, а работать кому-то надо. Причём уже к лету 1917 года на многих предприятиях производительность труда либо стабильно повышалась, либо достигла дофевральского уровня⁴Соболев Г.Л. Пролетарский авангард в 1917 году: Революционная борьба и революционное сознание рабочих Петрограда. — СПб. : изд-во С.-Петерб. ун-та, 1993. — С. 86.. 

Заводчики обвиняли рабочих безосновательно и могли пойти им навстречу, но они боялись потерять власть. 

Поэтому заводы всё равно закрывались: летом Комитет мелкой и средней промышленности 200 раз просили об эвакуации и закрытии. Тысячи рабочих могли остаться без работы, и они справедливо возмущались: «Пускай разгружают [вывозят и закрывают предприятия — прим. ред.] Невский проспект от всех тех праздношатающихся, которые жиреют от пролетарской крови и не приносят пользы родине, а исключительно убытки»⁵Питерские рабочие и Великий Октябрь: моногр. / Знаменский О.Н., Ильина Г.И., Кручковская В.М. ; отв. редактор О.Н. Знаменский. — Л. : Наука, 1987. — C. 173.. Фабзавкомы налаживали снабжение, развивали рабочий контроль, пеклись о дисциплине, но, несмотря на все их усилия, с 1 марта по 1 августа в Петрограде закрылось 63 предприятия. Это происходило по всей России, особенно в её промышленных центрах. Рабочие отвечали забастовками — в 1917 году в них участвовало около 900 тыс. рабочих.

Уж понятно, за рубежом ситуация была не лучше. В 1917-1918 годах в Европе созрело массовое антивоенное движение. Это объясняется тем, что центральные державы призывали в армию в основном промышленных рабочих. А рабочие чаще ставят общественные интересы выше личных. Они видели, что война высасывает все соки из общества в интересах тех, кто отсиживается в золотых дворцах. Забастовки по улучшению материального положения рабочих перетекали в забастовки антивоенные, потому что каждый видел, что жизнь наладится, только если закончится война. В 1917 году в США бастовало 1 млн 200 тыс. человек, в Англии — 870 тыс., в Германии — 650 тыс., во Франции — 290 тыс., а в остальных крупных странах — ещё полмиллиона. В связи с забастовками капитал потерял 4,6 млн человеко-дней⁶Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония : материалы Всесоюз. науч. сессии по истории пролетариата России / Отв. ред. Л.М. Иванов — М. : Наука, 1970. — С. 89.. Рабочие прибегали не только к забастовкам, но и к митингам и манифестациям: так, в Париже антивоенные манифестации прошли 1 апреля, 27 мая, 1 июня, в Глазго — 6 и 27 мая, в Милане — 2 и 3 мая, в Стокгольме — 21 апреля и 6 июня. Мы видим, что они прошли примерно в одно и то же время, а это значит, что бурлить начинало по всему континенту. 

Из России в Европу проникали Советы. В 1917 году рабочие пытались их создать в Берлине и Лейпциге во второй половине апреля, в Праге — в июле, когда там избрали нелегальный Центральный рабочий Совет, в Англии — летом и осенью. 

Конечно, европейские Советы были не настолько революционными, как в России, но всё же рабочие осознали, что изменят ситуацию, только если возьмут власть в свои руки. 

В британском городе Лидсе 3 июня 1917 года рабочие созвали конференцию, на которой призвали «создать в каждом городе, посёлке или сельском округе Советы рабочих и солдатских депутатов для координирования деятельности рабочего класса, направленной к достижению мира между народами различных стран, за полное политическое и экономическое освобождение труда в международном масштабе»⁷Там же. — С. 91.. Правда, у европейских рабочих почти не было поистине революционных лидеров, которые помогли бы им организоваться вокруг Советов. Поэтому они сплачивались вокруг своей традиционной формы борьбы — профсоюзов. По мере того как война затягивалась, их становилось всё больше: в Австро-Венгрии — на 130%, в Германии и Италии — на 18%, в Англии — на 17,5%. В Европе люди вступали в профсоюзы намного активнее, чем в России. Если накануне войны в них состояло 15 млн человек, то есть каждый пятый рабочий, то в 1918-1920 годах уже в три раза больше — 45 млн человек. Война, обострившая экономический кризис, всё крепче объединяла пролетариат. 

Условия жизни в Европе в 1917 году упали ниже довоенного уровня: уменьшилась не только реальная зарплата на 20-40%, но и нормы потребления примерно на треть. Если в мирное время в Берлине человек съедал около 5,7 кг. хлеба в неделю, то уже к концу войны — 1,9 кг.⁸Попов Г.Г., Давыдов С.Г. «Провалы» в распределении продуктов и революционные потрясения 1917-1918 годов в Европе // Историко-экономические исследования. — 2016. — №1. — С. 30. Это сказалось и на производительности труда: например, в 1918 году Германия стала выплавлять чугуна меньше на 28%. По всей Европе плохо доставляли продовольствие, не хватало топлива, ширились эпидемии, полностью подорвалась финансовая система⁹Чехия и Словакия в XX веке : коллектив. моногр. в 2 кн. / Отв. ред. В.В. Марьина ; Ин-т. славяноведения. — М. : Наука, 2005. — Кн. 1, с. 78.. В Чехии и Словакии, например, упала воинская дисциплина и началось массовое дезертирство, а в Которе вспыхнул бунт моряков, который с трудом удалось подавить. 30 января 1918 года Объединение чешских госслужащих писало в Министерство иностранных дел, что в Праге не хватает хлеба, муки, картофеля, сахара, масла и что цены растут, продукты втридорога продают на чёрном рынке, а положение рабочих ухудшается. На Балканах дела обстояли ещё хуже: например, сказать, что экономика Сербии была разрушена, — ничего не сказать: половина её предприятий вышла из строя! Материальный ущерб, нанесенный ей войной, превысил 6 млрд французских франков¹⁰Новиков С.С. Балканы накануне и в ходе Первой мировой войны // Вестник Владимирского юридического института. — 2014. — №1. — С. 184.. К слову о Франции: в ходе войны она потеряла 8 тыс. км. ж/д путей, 5 тыс. мостов, 20 тыс. заводов и 300 тыс. жилых домов и сократила выплавку металла на 43%. Госдолг Германии вырос в 63 раза, а Великобритании — в 9 раз. Все эти бесчисленные бедствия обрушились на плечи европейских рабочих, которые в 1918 году на страницах газеты лейбористской партии решительно заявили: «Мы должны создать политические учреждения, достойные неисчислимых жертв рабочих… Пришёл момент, когда мы должны создать орудие политической власти в соответствии с экономическим влиянием рабочих…»¹¹Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония : материалы Всесоюз. науч. сессии по истории пролетариата России / Отв. ред. Л.М. Иванов — М. : Наука, 1970. — С. 92. Почва постепенно уходила из-под ног европейского капитала. 

Наконец, война принесла смерть и разрушения. По данным военного историка Н.Н. Головина, Россия потеряла убитыми 1 млн 300 тыс., ранеными — 4 млн 200 тыс., а пленными — 2 млн 400 тыс. человек¹²Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне : в 2-х т. — Париж : Т-во. объединённых издателей, 1939. — Т. 1, с. 150.. Франция потеряла 1 млн 900 тыс., Германия — 1 млн 700 тыс., Австро-Венгрия — 1 млн 200 тыс., а Британская империя — 1 млн человек. Общие материальные потери стран составили 200 млрд долларов¹³Мацкевич Д.Н., Мунин В.А. Последствия Первой мировой войны : материалы межвуз. науч. конф. / Под общ. ред. К.В. Костина. — Омск : изд-во ОГТУ, 2018. — С. 68.. Посевные площади сократились на 22%, сбор зерновых — на 37% в сравнении с довоенным уровнем. Многие районы превратились в пустыни, особенно север Франции и запад России. Население, которое жило в оккупационных зонах, нещадно эксплуатировалось: рыло окопы, кормило войска, сводило концы с концами. Оно регулярно гибло от случайных взрывов и газовых атак. Разгулялись безработица, инфляция, эпидемии, рост налогов, повышение цен. Производительные силы общества разрушались, экономические связи подрывались, рабочая сила истреблялась. Казалось, война привела человечество «на край пропасти, гибели всей культуры, одичания»¹⁴Ленин В.И. Полное собрание сочинений. — М. : изд-во политической литературы, 1969. — Т. 31, с. 182.. Недаром во всех странах звучали антивоенные лозунги, солдаты дезертировали и убивали своих командиров, а империи трещали по швам. Похоже, только большевики могли покончить с великой бойней народов. 

Тянем переговоры

На II Всероссийском Съезде Советов единогласно приняли ленинский декрет о мире, который призывал воюющие страны заключить демократический мир без аннексий и контрибуций. Советские историографы считали это героическим поступком большевиков, которые не только всей душой надеялись, что страны одумаются, опустят ружья и помирятся, но и перестанут друг с другом воевать. Как пишет знаменитая История КПСС: «Впервые в истории были провозглашены новые принципы международных отношений, осуждавшие войну как средство решения спорных вопросов и сделавшие мир основой внешней политики социалистического государства. Уже в этом первом советском декрете провозглашена ленинская идея о возможности сосуществования двух систем с различным общественным устройством»¹⁵История Коммунистической партии Советского Союз / Под руковод. Б.Н. Пономарёва. — М. : Госуд. изд-во политич. литер., 1959. — С. 237.. 

Это, конечно, вздор, так как на самом деле большевики прекрасно понимали, что ни одна из стран, пока власть в ней принадлежит капиталу, не пойдёт на демократический мир.

Ведь война — очень прибыльный бизнес для военного капитала: по данным БСЭ, на ней германские монополии заработали не менее 10 млрд золотых марок — капитал одного Стиннеса увеличился в 10 раз, а чистые прибыли «пушечного короля» Круппа выросли почти в 6 раз; не меньше денег заработали Франция, Великобритания, Италия, Япония, но больше всех на трупах миллионов людей нажились американские компании, прибыль которых достигла 3 млрд долларов¹⁶Большая советская энциклопедия. Первая мировая война [электронный ресурс] // dic.academic.ru — Свободный доступ: https://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/119381/Первая (дата обращения: 09.07.2021).. Поэтому Ленин и говорил, что большевики, если хотят осуществить свои планы, «…должны были бы подготовить и повести революционную войну… поднимать на восстание все ныне угнетенные великороссами народы, все колонии и зависимые страны (Индию, Китай, Персию и пр.), а также — и в первую голову — … социалистический пролетариат Европы против его правительств и вопреки его социал-шовинистам»¹⁷Ленин В.И. Полное собрание сочинений. — М. : изд-во политической литературы, 1969. — Т. 27, с. 50.. Поэтому смысл декрета о мире не в ребяческих вожделениях большевиков, а в агитационном эффекте, который должен был взбудоражить массы. 

Ленин показал, как Советская власть, в противовес империалистам, предлагала выйти из войны, — и его замысел удался, ведь европейский пролетариат действительно стал революционней. Особенно важно, что декрет о мире был не ультиматумом, а воззванием к народам. Иначе бы гинденбурги могли убедиться, что Россия при смерти, и сильней на неё надавить. Тогда не только большевики не продержались бы и недели, но и Советская власть, за которую полегло не одно поколение рабочих. Продержаться, дождаться мировой революции надо было любой ценой, ведь только с помощью развитой Европы могли построить социализм в отсталой России: «Нет сомнения, что социалистическая революция в Европе должна наступить и наступит. Все наши надеж­ды на окончательную победу социализма основаны на этой уверенности и на этом на­учном предвидении»¹⁸Там же. — Т. 35, с. 245.. Однако пока большевики сидели в осаждённой крепости и надеялись на скорый взрыв пороховой бочки — взрыв, вызванный декретом и другими достижениями Советской власти. Поэтому они продолжали отвергать аннексионистские поползновения капитала и тянуть переговоры: «Мы рассмотрим всякие условия мира, все предложения. Рассмотрим, это ещё не значит, что примем»¹⁹Там же. — Т. 35, с. 16..

После того как опубликовали декрет, 28 октября его разослали воюющим странам. Как и ожидалось, никто на него не ответил. Тогда Ленин приказал верховному главнокомандующему Н.Н. Духонину остановить военные действия и начать переговоры с Четверным союзом — Германией, Австрией, Турцией и Болгарией. Царский генерал в лучших имперских традициях приказ отверг. Советское правительство назначило командующим Н.В. Крыленко, который приехал в Ставку и арестовал Духонина. После этого он призвал армию брать всё в свои руки и настаивать на переговорах: «Солдаты! Рабочие! Крестьяне! Ваша Советская власть не допустит, чтобы вас из-под палки иностранной буржуазии снова гнали на бойню. Не бойтесь угроз! Продолжайте вашу борьбу за немедленное перемирие! Выбирайте ваших делегатов для переговоров»²⁰Лысков Д.Ю. Великая русская революция: 1905-1922. — М. : Книжный дом «Либроком», 2013. — С. 211.. Уже 12 ноября части 2, 3 и 5 армии связались с вражескими командирами и потребовали перемирия. Троцкий, доказывая, что Советская власть стремится к прозрачным и честным переговорам, рассекретил тайные соглашения России с Антантой. На следующий день, 13 ноября, подключились советские парламентёры — им, наконец, ответили немцы и австрийцы, которые согласились на переговоры. Большевики попросили ещё 5 дней, чтобы дождаться ответа Антанты. Они до последнего отвергали мысль о сепаратных переговорах и за 5 дней 5 раз звонили европейским послам. Господа отвечали им лаконично — протестами против «сепаратизма» большевиков²¹Жизнь Ленина : избранные страницы прозы и поэзии в 10 т. / Михалков С.В., Виноградов А.А. — М. : Детская литература, 1980. — Т. 1, с. 402.. Несмотря на всю опасность сепаратного мира и того, что 2 млн немецких солдат могут перебросить с Восточного фронта на Западный, большевиков настойчиво игнорировали. 

Только после этого, 20 ноября, Советская делегация встретилась с немцами в Брест-Литовске. На переговоры поехали большевики А.А. Иоффе, Г.Я. Сокольников, Л.М. Карахан, левые эсеры А.А. Биценко и С.Д. Мстиславский, рабочий Н.А. Обухов, крестьянин Р.Н. Сташков, солдат Н.К. Беляков, матрос Ф.В. Олич и «приглашённые в качестве консультантов сочувственно настроенные к Советской власти военные специалисты контр-адмирал В.М. Альтфатер и капитан 1 ранга Б.И. Доливо-Добровольский»²²Утро страны Советов. Воспоминания участников и очевидцев / Сост. М.П. Ирошников. — Л. : Лениздат, 1988. — С. 39.. Советская делегация не только призвала все страны присоединиться к переговорам, но и потребовала демократического мира и чтобы немцы не перебрасывали войска с Восточного фронта на Западный. Большевики не отходили от обещаний, которые они дали на II Всероссийском Съезде Советов. Немцы замялись и внятно им не ответили, но приняли идею о гласных переговорах и 7-дневном перемирии. Советскую делегацию это устраивало, так как она рассчитывала тянуть переговоры, использовать их как трибуну и подначивать европейский пролетариат к восстанию. Так Советская власть выиграла 7 дней передышки. 

Не дождавшись ответа от Антанты, 30 ноября стороны возобновили переговоры. Советская делегация по-прежнему настаивала на том, чтобы Четверной союз не перебрасывал войска на Западный фронт. Этим большевики показали, что они стремятся к всеобщему миру и отстаивают интересы европейского пролетариата. Немцы категорически отвергли это предложение, и советские делегаты решили посоветоваться с Петроградом — Троцкий им ответил: «Вопрос мира стоит на острие ножа: не идите на уступки»²³«Известия ЦИК». — №12 от 1917 года.. К всеобщему удивлению, на следующий день немцы пообещали оставить войска на тех же позициях. Мало того: чтобы стороны спокойно вели переговоры, они продлили перемирие ещё на 28 дней, до 1 января 1918 года. Таким образом большевики снова выиграли время, чтобы обдумать дальнейшие действия. После этого начались одни из самых жарких прений в партии за всю её историю. 

Партийные прения

Поначалу большевики единодушно разделяли одну линию: переговоры тянем, агитируем из Брест-Литовска европейский пролетариат, дожидаемся мировой революции и объявляем войну империализму. План подкреплялся тем, что немцы на удивление легко согласились на перемирие и отказались перебрасывать войска. В СНК полагали, что немцы больше воевать не могут. А это значит, что Германия подпишет мирный договор на демократических условиях. Если она по какой-то причине начнёт наступление, то оно провально захлебнётся. Ленин был уверен: «Нас не остановит та бешеная ненависть, которую буржуазия проявляет к нам, к нашему движению к миру. Пусть она попробует повести народы на четвертый год войны друг против друга! Это ей не удастся…»²⁴Ленин В.И. Полное собрание сочинений. — М. : изд-во политической литературы, 1969. — Т. 35, с. 121. Он рассчитывал на поддержку европейского пролетариата. Однако, если бы он отвернулся от Советской России, она, несмотря на разруху и разбитую армию, всё равно отбросила бы немцев. Вот что говорил Троцкий на объединённом заседании Совнаркома 8 декабря: «Но если бы мы ошиблись, если бы мёртвое молчание продолжало сохраняться в Европе, если бы это молчание дало Вильгельму возможность наступать и диктовать условия, оскорбительные для революционного достоинства нашей страны, то я не знаю… смогли бы мы воевать. Я думаю: да, смогли бы! (Бурные аплодисменты) За нашу жизнь, за нашу революционную честь мы бы боролись до последней капли крови. (Новый взрыв аплодисментов) …Мы кинули бы клич и создали бы мощную, сильную революционным энтузиазмом армию…»²⁵Троцкий Л.Д. Сочинения : т. 2, ч. 2 «Наша первая революция». — М. : Госуд. изд-во, 1927. — С. 214. В декабре большевики не спорили над тем, что нужно делать, — план они придумали и обосновали. Только Троцкий заикнулся, что возможны другие сценарии, но его никто не послушал²⁶Панцов А.В. Брестский мир // Вопросы истории. — 1990. — №2. — С. 64.. 

Тем временем Советская делегация выработала декларацию о принципах демократического мира и предложила Четверному Союзу её обсудить. Декларация опиралась на ленинский «Конспект программы переговоров о мире», в котором он отстаивал два основных принципа — «мир без аннексий и контрибуций» и «самоопределение наций»²⁷Ленин В.И. Полное собрание сочинений. — М. : изд-во политической литературы, 1969. — Т. 35, с. 121.. Четверной союз, обдумав, согласился с декларацией, но при условии, если её поддержат страны Антанты. Учитывая, что они игнорировали большевиков ещё с октября, это условие было невыполнимым, о чём немцы знали. Разумеется, они стремились не к демократическому, а к аннексионистскому миру. Четверной союз признал декларацию, только чтобы скрыть от мира свои агрессивные намерения. Опираясь на лозунги большевиков о самоопределении наций, немцы настойчиво доказывали, что многие районы России хотят покинуть родную гавань и присоединиться к центральным державам. Большевики, почуяв неладное, на внеочередном совещании решили пригласить союзников на переговоры — как показала история, в последний раз. Троцкий обратился к английским послам, но ему вновь не ответили. 

23 декабря немцы расторгли перемирие от 12 декабря, обосновывая своё решение тем, что союзники так и не присоединились к переговорам. 27 декабря в Брест-Литовске начался второй этап мирной конференции, на котором ходили вокруг да около формулировок, что такое «самоопределение», «контрибуция», «аннексия». Это продолжалось до тех пор, пока Четверной союз 5 января не выдвинул советской делегации ультиматум: во-первых, мир должен быть сепаратным, в обход молчаливых союзников, а во-вторых, Россия должна понести серьёзные территориальные потери: потерять Польшу, Литву, Курляндию, часть Эстляндии и Лифляндии и большую часть Белоруссии. 

Ультиматум взбаламутил партию, и мнения в ней разделились на три лагеря: условно «ленинский», «левых коммунистов» и Троцкого.

Ленин всё так же отстаивал демократический мир и считал, что немцы хоть и обнаглели, а требования их грабительские, но принять их нужно. Армия, которая досталась Советской власти в наследство от Временного правительства, была совершенно небоеспособной (см. III главу). Продолжить боевые действия, — считал Ленин, — значит предать рабочий класс, загубить дело революции, позволить врагу задушить Советскую власть. Надежда Константиновна вспоминала, что он жутко боялся этого исхода и спрашивал у неё: «Этот мир — вещь жуткая, но в состоянии ли мы воевать?» Он сомневался, потому что общался с солдатами и командирами, побывал на военных совещаниях и I общеармейском съезде. Везде он слышал, что армия не готова воевать, что она деморализована, подавлена и разгромлена. Н.И. Подвойский вспоминал, что на одной из встреч с военными Ленин спросил у них: «1. Есть ли основание предполагать, что немцы станут наступать на нас? 2. Может ли армия, в случае наступления немцев, вывезти из фронтовой полосы в глубокий тыл снабжение, материальную часть, артиллерию? 3. Может ли армия при нынешнем её состоянии задержать наступление немцев?»²⁸Жизнь Ленина : избранные страницы прозы и поэзии в 10 т. / Михалков С.В., Виноградов А.А. — М. : Детская литература, 1980. — Т. 1, с. 405. На первый вопрос ему ответили положительно, на остальные — отрицательно. Ленин не сомневался: молодая республика не выдержит, если враг пойдёт на неё со штыками. Он считал, что сохранить Советскую республику «выше всего и для нас, и для международно-социалистической точки зрения»; что, если её потерять, исчезнет и плацдарм для мировой революции, без которой «прочной социалистической победы добиться нельзя»²⁹Ленин В.И. Полное собрание сочинений. — М. : изд-во политической литературы, 1969. — Т. 35, с. 254.. 

«Левые коммунисты» (Бухарин, Бубнов, Ломов, Осинский и другие)³⁰Не менее важно и то, что «левые коммунисты» были в основном молодыми москвичами с высокими амбициями и горячей кровью. В то время Бухарину было 29 лет, Бубнову — 33, Ломову — 30, Осинскому — 30. призывали к «революционной войне с Германией, требовали прекращения мирных переговоров, заявляли, что подписание мира сорвёт революционное движение на Западе и приведёт к восстановлению в России власти буржуазии»³¹Владимир Ильич Ленин : биография в 2-х т. / Егоров А.Г., Ильичёв Л.Ф. — М. : Политиздат, 1987. — Т. 2, с. 23.. Они не отрицали того, что Россия обороняется, но они говорили, что любая оборона требует нападения. Если в России коммунисты победили, то в остальном мире власть принадлежит капиталу, поэтому нужно помочь зарубежным товарищам винтовкой. Бухарин критиковал Ленина за то, что он отказался от «политической демонстрации», отказался от войны, ведь «Корнилова мы одолели разложением его армии, т.е. именно политической демонстрацией. Тот же метод мы применим к немецкой армии. Пусть немцы нас побьют, пусть продвинутся ещё на сто вёрст»³²Протоколы Центрального комитета РСДРП: август 1917 – февраль 1918. — М. : Госуд. изд-во, 1929. — С. 202.. Главное, по его мнению, как отреагирует европейский пролетариат на угасание Советской республики. Выше мы писали, что в Европе в это время резко возросло забастовочное движение, создавались Советы, например в Берлине и Вене, а на улицах, особенно в январе 1918 года, полицейские боролись с вооружёнными рабочими. Поэтому Бухарин считал, что если принять мир, то весь разгар классовой борьбы в Европе погаснет. А допустить это — значит потушить пожар мировой революции. «Похабный мир» только смутил бы и расстроил европейский пролетариат, в котором нуждалась Россия. Иосиф Сталин, выступая на заседании ЦК, возражал: «Революционного движения на западе нет, нет в наличии фактов революционного движения, а есть только потенция, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию. Если немцы начнут наступать, это усилит у нас контрреволюцию. В октябре мы говорили о священной войне против империализма, потому что нам сообщали, что одно слово “мир” поднимет революцию на Западе. Но это не оправдалось. Проведение нами социалистических реформ будоражит Запад, но для проведения их нам нужно время. Я предлагаю принять предложение товарища Ленина о заключении мира с немцами»³³Сталин И.В. Сочинения. — М. : Госуд. изд-во. политич. литер., 1947. — Т. 4, с. 27.. 

Позиция Троцкого была более экзотической — даже не сказать, что средней между ленинской и левых коммунистов. Троцкий, как и Ленин, считал, что нужно тянуть время и дожидаться мировой революции, используя переговоры как трибуну. Поэтому Ленин говорил: «Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна»³⁴Ленин В.И. Полное собрание сочинений. — М. : изд-во политической литературы, 1969. — Т. 36, с. 20.. С другой стороны, Троцкий считал, что немецкая армия была истощена и не могла наступать, а если она и нападёт на Россию, то это лишь революционизирует европейский пролетариат. 

Вся крамола заключается в том, как он предлагал выйти из политического кризиса. 

В январе 1918 года Троцкий прекрасно понимал, что надеяться на демократический мир бессмысленно — это показали сами переговоры. А с его речи в декабре 1917 года, когда он решительно говорил о «мощной, сильной революционным энтузиазмом армии», положение на фронте существенно изменилось. Троцкий уже не был так уверен, что войска смогут продержаться под натиском немцев. Он, навестив солдат, с горестью заявил: «Когда я в первый раз проезжал через линию фронта на пути в Брест-Литовск, наши единомышленники в окопах не могли уже подготовить сколько-нибудь значительной манифестации протеста против чудовищных требований Германии: окопы были почти пусты… Мир, мир во что бы то ни стало!.. Невозможность продолжения войны была очевидна»³⁵Троцкий Л.Д. Моя жизнь. — М. : Панорама, 1991. — С. 365.. При этом Троцкий не принимал закулисные игры и аннексионистский мир, поэтому категорически отказывался идти на уступки немцам. Он считал, что если не отвергнуть немецкий ультиматум и уж тем более начать его обсуждать, европейский пролетариат воспримет это как «комедию с искусно распределёнными ролями». Игра по правилам империалистов опорочит Советскую власть в глазах европейских рабочих. Если же отвергнуть ультиматум, продолжая отстаивать демократический мир, такая самоотверженность покажет всей планете, что Россию загнали в угол штыками и ей ничего не остаётся, кроме как просить помощи извне. Троцкий, размышляя о мире в этом духе, решил, что надо «войну прекратить, армию демобилизовать, но мир не подписывать». Для большевиков эта позиция была вполне приемлемой: она показала бы, что для Советской России вопрос о демократическом мире, о прекращении войны, выше её государственных интересов. Единственное, — и Троцкий это понимал, — если бы немцы всё-таки начали наступление, то большевикам пришлось бы принять более жёсткий ультиматум. Именно из-за этих рассуждений советская историография записала Троцкого в предатели. Хотя, помня, что большевики надеялись на мировую революцию и для них территориальные потери были не столь важными, размышления Троцкого совсем уже не кажутся предательскими. 

Авантюра Троцкого?

После долгих прений окончательное решение должны были принять на совещании ЦК 11 января 1918 года. На первом заседании присутствовало 63 человека. За ленинскую позицию проголосовало 15 человек, за позицию левых коммунистов — 32 человека, а за позицию Троцкого — 16 человек. Апофеозом заседания была речь В.Н. Яковлевой: «…погибнем с честью и с высоко поднятым знаменем. Всё, чтобы загорелась международная революция в Европе…»³⁶Утро страны Советов. Воспоминания участников и очевидцев / Сост. М.П. Ирошников. — Л. : Лениздат, 1988. — С. 40. На втором, последнем заседании, на котором присутствовали 16 человек: Ленин, Сталин, Троцкий, Бухарин, Урицкий, Зиновьев и другие — 9 голосами против 7 проголосовали за позицию Троцкого: так получилось, ведь её поддержали и «левые коммунисты», которые, как огня, боялись договора с немцами³⁷Исаак Дойчер. Троцкий. Вооружённый пророк. 1879–1921 гг. / Пер. с англ. Т.М. Шуликовой. — М. : Центрполиграф, 2006. — С. 378-380.. Ленин, поняв, что поддержки ему не найти, призвал тянуть мирную конференцию, и его предложение приняли почти единогласно. Особенно интересны заметки Ленина, которые он сделал во время заседания. Вот что говорил Урицкий: «Что выше: потеря Эстляндской республики или потерять («предать») международный пролетариат?» или «Моя рука не поднимется подписать похабный мир». Троцкий рассуждал стратегически: «Вероятность наступления 33 1/3». А Дзержинский выражался лаконично: «Капитуляция»³⁸Ленин В.И. Неизвестные документы: 1891-1922. — М. : РОССПЭН, 2017. — С. 223.. Когда решение ЦК разлетелось по России, его поддержали партийные комитеты: Московский и Уральский областные, Петроградский и другие³⁹История Коммунистической партии Советского Союз / Под руковод. Б.Н. Пономарёва. — М. : Госуд. изд-во политич. литер., 1959. — С. 257. — они настаивали на срыве мирных переговоров. 12 января обсуждение перенесли на объединённое заседание ЦК двух правящих партий — большевиков и левых эсеров. Большинством голосов вновь проголосовали за позицию Троцкого, особенно горячо её отстаивали левые эсеры Спиридонова, Калегаев, Трутовский, Малкин и Биценко⁴⁰Панцов А.В. Брестский мир // Вопросы истории. — 1990. — №2. — С. 74.. 14 января открылся III Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. На съезде присутствовало 1647 делегатов с решающим (из них 860 большевиков) и 219 делегатов с совещательным голосом⁴¹Советская историческая энциклопедия : т. 14 / Глав. ред. Е.М. Жуков. — М. : Советская энциклопедия, 1973. — С. 386.. Они почти единогласно поддержали декларацию Троцкого о мире: «Третий Всероссийский съезд Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, всецело одобряя внешнюю политику Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров, приветствует все шаги Советской власти, направленные к прекращению мировой бойни и установлению всеобщего демократического мира»⁴²Декреты Советской власти : т. 1 (25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г.) / Под ред. С.Н. Валка, И.В. Загоскиной. — М. : Политиздат, 1957. — С. 349.. 

Позицию Троцкого «ни мира, ни войны» поддержали на всех уровнях Советской власти. В прошлом веке выдающиеся советские историки из-за идеологических установок либо скрывали, либо переиначивали исторические факты, — а они, мы уверены, прекрасно знали о них.

Вот что писали академики в 8 томе «Всемирной истории»: «Однако Троцкий, возглавлявший в тот момент советскую делегацию, нарушил решение ЦК и директиву Советского правительства»⁴³Всемирная история : 8 т. / АН СССР, Ин-т истории ; Глав. ред. Е.М. Жуков. — М. : Изд-во соц.-эконом. литер., 1961. — С. 66.. А мы ясно видим, что Троцкий и в помине не шёл против партии. Даже большевики ничего не могли ему возразить: «На съезде Советов прошла точка зрения Троцкого, т.е. та же, что принята ЦК» (Урицкий); «Тов. Троцкий вёл эту линию… Эта линия была линией Центрального Комитета» (Ломов)⁴⁴Панцов А.В. Брестский мир // Вопросы истории. — 1990. — №2. — С. 74-75.. 

Троцкий, получив одобрение всех эшелонов власти, не медля ни минуты, покинул Петроград и поехал в Брест-Литовск. Переговоры возобновили 17 января. Ни советская делегация, ни делегация Четверного союза не торопилась подписывать договор. Если большевики тянули время, опираясь на решение ЦК от 11 января, то немцы и австрийцы — потому что готовили сепаратный мир с УНР (Украинской народной республикой). Власть на Украине принадлежала буржуазной Центральной Раде, которая с ужасом боялась «красной чумы»⁴⁵Там же. — С. 75.. Как только Четверной союз и представители УНР договорились, на каких условиях присоединять Украину к центральным державам, немецкая делегация выдвинула новый ультиматум. 27 января она потребовала, чтобы Россия немедленно огласила свои условия мирного договора. 28 января Троцкий, руководствуясь наставлениями ЦК и III Всероссийского съезда Советов, заявил, что Советское правительство отказывается принимать какой бы то ни было договор, войну прекращает, а армию демобилизует. Под декларацией Троцкого подписались Карелин, Иоффе, Покровский, Биценко и Медведев. При этом не забываем, что, по мнению советской историографии, именно Троцкий — настоящий предатель. 

Советская делегация вернулась в Петроград с полной уверенностью, что немцы наступать не смогут. Троцкий вспоминал: «Я считаю в высшей степени невероятным наступление германских войск против нас, и если возможность наступления перевести на проценты, то 90 процентов против, а 10 процентов за… И с военной, и с продовольственной точки зрения наступление с их стороны затруднено»⁴⁶Троцкий Л.Д. Сочинения : т. 17, ч. 1 «Первоначальный период организации сил». — Л. : Госуд. изд-во, 1926. — С. 115.. Да и страна встретила «советский ультиматум» с одобрением и воодушевлением: все надеялись, что скоро грянет мировая революция! Например, как вспоминал Зиновьев, Петроградский Совет одобрил советское заявление в Бресте. А позже, 14 февраля, ему вторил и Центральный Исполнительный Комитет. Президиум заявил: «Заслушав и обсудив доклад мирной делегации, ЦИК вполне одобряет образ действий своих представителей в Бресте»⁴⁷Панцов А.В. Брестский мир // Вопросы истории. — 1990. — №2. — С. 76.. Советская Россия ликовала, немцы пораженчески молчали, на фронте прекратились адские канонады — ничто не предвещало беды. 

Тот самый договор

16 февраля немцы заявили, что через два дня начнут наступление. ЦК срочно созвал совещание на следующий день, вечером 17 февраля. К сожалению, протокол этого заседания не сохранился, но мы знаем наверняка, что партийцы были в недоумении: не обманывают ли их немцы? Главный вопрос, который обсуждали, — возобновлять ли мирные переговоры. 6 голосами против 5 предложение отклонили. На заседании поставили и другой вопрос: «Если мы будем иметь как факт немецкое наступление, а революционного подъёма в Германии и Австрии не наступит, заключаем ли мы мир?» — и за это проголосовали уже более однозначно: 6 голосами против 1 и при 4 воздержавшихся. Уверенность, что немцы наступать не смогут, исчезла, а мысль о революционной войне и вовсе не поднималась. 

Самое интересное происходило 18 февраля, когда немцы должны были сдержать обещание. ЦК провёл 2 заседания в этот день — утром и вечером. Утром большевики пока не получили всесторонней информации с фронта. Троцкий лишь указал: «Аэропланы над Двинском; ожидание наступления на Ревель; появление 4 дивизий с Западного фронта; радио немцев об охране народов от заразы с Востока»⁴⁸Протоколы Центрального комитета РСДРП: август 1917 – февраль 1918. — М. : Госуд. изд-во, 1929. — С. 230. и предположил, что, «возможно, они рассчитывают на психологический эффект»⁴⁹Там же. — С. 231.. Ленин сказал, что если опасения оправдаются, то надо либо повести «революционную войну за социализацию земли», либо продлевать перемирие. В противном случае «массы такой постановки вопроса не поймут». Бухарин же, сомневаясь, сказал, что подписывать мир нельзя, по крайней мере пока «неопределённость положения существует для той стороны; неизвестно, заключили ли они союз с англичанами или нет; затем существует возможность простого шантажа со стороны немцев»⁵⁰Там же. — С. 232.. Утром, как мы видим, в Центральном комитете господствовала неясность — 7 голосами против 6 отказались возобновлять переговоры.

Вечером того же дня, когда все поняли, что положение на фронте оставляет желать лучшего — немцы продвигались в глубь страны, почти не встречая сопротивления, — открылось второе заседание ЦК. Сперва Троцкий доложил, что немцы взяли Двинск и, возможно, вошли в Украину. Урицкий встревоженно заявил, что «самое худшее — выжидательная политика» и «принять решение надо сегодня»⁵¹Там же. — С. 233.. Ленин говорил прямо: «Шутить с войной нельзя. Мы теряем вагоны и ухудшается наш транспорт. Теперь невозможно ждать, ибо положение определено вполне. Немцы теперь будут брать всё. Крах революции неизбежен, если дальше занимать среднюю политику». Сильней удивляют его выводы: «История скажет, что революцию вы отдали. Мы могли подписать мир, который не грозил нисколько революции. У нас нет ничего, мы даже взрывать не успеем, отступая. Теперь не время обмениваться нотами, а надо перестать выжидать. Теперь поздно “прощупывать”, так как ясно, что немец сможет наступать. Нужно предложить мир немцам»⁵²Там же. — 234.. Его поддержал Сталин: «На 5 мин. открыть ураганный огонь и у нас не останется ни одного солдата на фронте. С этой неразберихой надо покончить»⁵³Там же.. Троцкий напомнил товарищам: «План прощупать был, его не удалось выполнить, так как немцы предъявили ультиматум. Игры с войной не было, но приходится воздействовать морально. Всё было построено на невесомых величинах». 

Обратим внимание: «На невесомых величинах», а это значит, что партия знала, что она рискует мало того что сильно, так ещё и почти безрассудно.

Прения продолжались несколько часов, пока не поставили вопрос, возобновлять ли переговоры. Многим уже было очевидно, что мировая революция завтра не наступит и европейский пролетариат не поднимет на штыках своих правителей. Надеяться, что это скоро произойдёт, — значит отдаваться на волю случая. Когда на границах вовсю шагают немцы, старая армия демобилизована, а новая не создана, рисковать Советской властью больше нельзя. Из 13 присутствующих 7 (Ленин, Смилга, Сталин, Свердлов, Сокольников, Троцкий (!), Зиновьев) проголосовали за отправку депеши немцам, в которой предложили бы возобновить переговоры, тогда как 5 (Урицкий, Иоффе, Ломов, Бухарин, Крестинский) проголосовали против — они всё ещё надеялись, что начнётся революционная война. Ленин сказал, что спорить с ними «невозможно», ведь на это попросту нет времени. 

Немцы взяли Полоцк и двинулись в сторону Петрограда. Они всячески тянули время, чтобы прибрать как можно больше территорий, и 20 февраля заявили, что депеша, отправленная большевиками, не является документом. Они попросили подтвердить её письменно. Большевикам ничего не оставалось, кроме как отправить курьера. Немцы всё ещё не встречали серьёзного сопротивления. 21 февраля Совнарком обратился к населению декретом «Социалистическое Отечество в опасности!», в котором огласил, что «все силы и средства страны целиком предоставляются на дело революционной обороны» и «всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови»⁵⁴Декреты Советской власти : т. 1 (25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г.) / Под ред. С.Н. Валка, И.В. Загоскиной. — М. : Политиздат, 1957. — С. 490.. На фронт отправились первые эшелоны Красной Армии — под Псковом, Ревелем и Нарвой развернулись ожесточённые бои. 23 февраля немцы выдвинули новый ультиматум, ещё более агрессивный: они претендовали на всю Латвию и Эстонию, требовали признать договор Украинской Центральной рады с Четверным союзом, демобилизовать Красную Армию и заключить невыгодные соглашения. 

На новом заседании ЦК 23 февраля Ленин потребовал немедленно принять немецкие условия: «Политика революционной фразы окончена: если эта политика будет продолжаться, то я выйду и из Правительства, и из ЦК. Для революционной войны нужна армия, а её нет. Значит, надо принимать условия»⁵⁵Протоколы Центрального комитета РСДРП: август 1917 – февраль 1918. — М. : Госуд. изд-во, 1929. — С. 247.. Троцкий с сожалением признал: «Вести революционную войну при расколе в партии мы не можем. Доводы В.И. [Ленина] далеко не убедительны; если бы мы имели единодушие, могли бы взять на себя задачу организации обороны, мы могли бы справиться с этим. Мы не были бы в плохой роли, если бы даже принуждены были сдать Питер и Москву. С точки зрения внутренней политики нет той дилеммы, которую изображает Ленин, но с точки зрения международной можно было бы многое выиграть. Но нужно было бы максимальное единодушие; раз его нет, я на себя не возьму ответственности голосовать за войну»⁵⁶Там же. — С. 248.. Зиновьев отметил всеобщую усталость, Бухарин не видит выхода «в смысле отсрочки нет», Сталин предложил: «Либо передышка, либо гибель революции — другого выхода нет», а Дзержинский согласился с Троцким: «Если бы партия была достаточно сильна, чтобы вынести развал и отставку Ленина, тогда можно было бы принять решение, теперь — нет»⁵⁷Там же. — С. 249.. Ленин ответил на упрёки: «Я его [ультиматум — прим. ред.] ставлю в крайнем случае. Если наши цекисты [члены Центрального Комитета — прим. ред.] говорят о международной гражданской войне, то это издёвка. Гражданская война есть в России, но её нет в Германии. Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишите, то вы подпишите приговор Советской власти через 3 недели. Эти условия Советской власти не трогают. У меня нет ни малейшей тени колебания. Я ставлю ультиматум не для того, чтобы его снимать. Я не хочу революционной фразы. Немецкая революция ещё не созрела. Это требует месяцев. Нужно принимать условия»⁵⁸Там же.. Началось голосование. Свердлов, Зиновьев, Сокольников, Сталин, Смилга и Стасова поддержали Ленина. Бухарин, Урицкий, Ломов, Бубнов — против. Дзержинский, Иоффе, Крестинский и Троцкий предпочли воздержаться. За —  семь, против — четыре, воздержались — четыре. ЦК решил принять немецкий ультиматум. ЦИК на ночном заседании поддержал ЦК — 116 голосами против 85 при 26 воздержавшихся — и принял схожую резолюцию. Троцкий добровольно ушёл с поста наркома иностранных дел, потому что согласился с упрёком Радека, что наркоминдел не вправе отказываться голосовать по вопросу о войне мире⁵⁹Троцкий Л.Д. Сочинения : т. 17, ч. 1 «Первоначальный период организации сил». — Л. : Госуд. изд-во, 1926. — С. 140.. Позже он стал наркомом по военным делам — посему товарищи из Lenin Crew верно подметили: «”Предатель” никогда не стал бы “министром обороны” в стране, где начиналась Гражданская война и нужно было с нуля строить армию»⁶⁰Сарабеев В.Ю. Троцкий, Сталин, коммунизм. — СПб : Питер, 2021. — С. 46.. 

Ночью с 24 на 25 февраля советская делегация выехала в Брест-Литовск. В неё входили: Я. Сокольников, Л.М. Карахан, Г.В. Чичерин, Г.И. Петровский, Иоффе как политический консультант, Альфатер, Липский, Данилов и Андогский как военные консультанты. 1 марта немцы представили ещё более жёсткий ультиматум — не тот, о котором они заявили 22 февраля. Пути назад уже не было — 3 марта его подписали. Мирный договор состоял из 14 статей: от России не только отторгались Польша, Литва, часть Белоруссии и Латвии в пользу Германии и Австро-Венгрии, но и округа Ардаган, Карс и Батум в пользу Турции. Россия обязалась выплатить Германии 6 млрд марок, отказалась от сборов на немецкие товары и согласилась на крайне невыгодные таможенные тарифы⁶¹Советская историческая энциклопедия : т. 2 / Глав. ред. Е.М. Жуков. — М. : Советская энциклопедия, 1962. — С. 720.. С другой стороны, Советская Россия не только сохранила независимость и свои завоевания, но и выиграла время, чтобы собраться с силами. Договор ратифицировали 8 марта на VII съезде партии и 15 марта на IV Чрезвычайном Съезде Советов. После того как в Германии в ноябре 1918 года свершилась буржуазная революция, ВЦИК аннулировал Брестский мир. Однако СССР полностью вернул потерянные территории лишь 20 лет спустя — при разделе Польши. 

Что в итоге?

Кто-то согласится с хрестоматийной позицией: «Ленинская линия в борьбе за мир была единственно правильной. Эта политика позволила Советской республике отступить в порядке в момент, когда силы противника значительно превосходили её силы, дала возможность с величайшей энергией готовиться к отражению новых нападений империалистов» и «разногласия “левых коммунистов” и Троцкого с партией значительно глубже, чем казалось на первый взгляд»⁶²История Коммунистической партии Советского Союза / Под руковод. Б.Н. Пономарёва. — М. : Госуд. изд-во политич. литер., 1959. — С. 260-262.. 

Однако не будем врать: эта позиция далека от истины и продиктована советской конъюнктурой. Мы увидели, что большевики — и Ленин, и Бухарин, и Троцкий — до января 1918 года стояли на одной позиции: использовать переговоры в Брест-Литовске как агитационный плацдарм для мировой революции.

Они тянули время, ожидая, когда грянет гром — всемирное пролетарское восстание. На практике всё оказалось суровей: Четверной союз огрызался, выдвигая ультиматумы, а пороховая бочка не взрывалась. Нужно было что-то делать. Тогда видные партийцы, отстаивая ту же стратегию на мировую революцию, начали спорить о тактике — как отбиться от вражеского натиска, сохранить Советскую Россию и при этом поднять на восстание мировой пролетариат. Как всегда, мнения коммунистов разнились. 

Ленин обвинял товарищей в том, что они, «играя революционной фразой и с войной», ходят по острию ножа, когда собираются жертвовать Советской республикой. Рискованно надеяться, что европейский пролетариат под впечатлением от столь великой жертвы сметёт своих властителей. Его опасения понятны: не для того рабочий класс десятилетиями проливал кровь, а большевики полжизни проводили в ссылках, чтобы кинуть первое в мире пролетарское государство в горнило мировой войны. Конечно, если бы объективные условия на этом настаивали, Ленин был бы и не прочь пожертвовать Россией. Однако он понимал, что шансы 50/50.

«Левые коммунисты» во главе с Бухариным, как и подобает романтикам-революционерам, горели мировой революцией и упорно к ней стремились. Да, они были резкими и довольно отчаянными, но точно не глупыми авантюристами. Не надо их воспринимать как «пособников германских империалистов». В первом разделе мы не зря показали, как мир устал и кипел, не первый год уничтожая себя в окопах. Предпосылки мировой революции были — об этом говорит хотя бы то, что в Европе — начиная с Ирландии и заканчивая Италией — с 1917 по 1920 годы появилось не менее 18 Советских республик. Учитывая разруху, боль и ненависть, которая принесла мировая война, бочка действительно могла взорваться. Если бы это случилось, надо было, по мнению левых коммунистов, действовать предельно решительно — объявить революционную войну и покончить с врагом раз и навсегда.

А что же с Троцким, «омерзительным предателем рабочего класса»? Мы не хотим разочаровывать некоторых наших читателей, но Троцкий не только не предавал рабочий класс, но и был истинным борцом за его счастье, как и любой другой большевик — от Бабушкина, Егорова и Алексеева до Сталина, Каменева и Бухарина. 

То, как он предложил выйти из «Брестского кризиса», — просто вопрос тактики, которую Советская власть могла и не принять. Однако она её приняла, и Россия пошла по тому пути, выразителем которого — так уж сложилось — стал Троцкий.

Если бы, например, Луначарский воспротивился сталинской модели социализма, а до этого предложил бы так же закончить войну, то пропагандисты — при всём уважении к ним и Сталину — не забыли бы и про сей «грешок», обвиняя Анатолия Васильевича в предательстве рабочего класса. Троцкий, как и Ленин и Бухарин, отстаивал курс на мировую революцию, но играл на чувствах европейских рабочих и защищал в их глазах авторитет Советской власти. Он рисковал не меньше, чем поначалу Ленин и до конца брестской эпопеи — «левые коммунисты».

Хорошо. Если с теоретическими разногласиями товарищей мы разобрались, то ещё есть парочка неприятных проблем. Первая из них — то, что большевики действительно играли революционной фразой и с войной. Ленин, как показала история, оказался прав. Верен и его ультиматум на заседании ЦК 23 февраля. Европа вряд ли бы восстала, что бы ни предприняли большевики. Европейские рабочие шли за социал-демократами, которые хоть и поддерживали протесты, но были соглашателями — им хватало и простого повышения зарплаты. Тогда как коммунисты имели мало по-настоящему революционных лидеров и были маргиналами — рабочие слышали о них краем уха. Поэтому, даже если бомба, заложенная коммунистами под Европу, и взорвалась бы, велика вероятность того, что либо социал-демократы вместе с правыми сдали бы революцию, либо большевики не смогли бы её оседлать. Европейские рабочие прекрасно знали о классовых противоречиях — и это доказывает их профсоюзная борьба, — но коммунизм им был не нужен, как бы противоречиво это ни звучало. Да и не будем забывать, что мировой капитал был во сто крат сильней большевиков, которые не имели даже регулярной армии. Возможно, им помогли бы азиатские товарищи или они бы выстояли с помощью и так настрадавшейся России, но история не терпит сослагательного наклонения. 

Вторая неприятная проблема — то, что Брестский мир, к сожалению, являлся разгромным поражением на пути к мировой революции — поражением, которое пришлось бы признать в любом случае. Партия, даже несмотря на статус авангарда, доказала, что она невсесильна и может ошибаться. Неправильная тактика, недооценка противника, мощь мирового капитала, почти безосновательная надежда, которую возлагали на европейских рабочих, — это и многое другое заставило принять унизительный ультиматум. Можем ли мы обвинять большевиков, что они недосмотрели, недоглядели, сплоховали? Можем. Справедливо ли это? Нисколько. Большевики не испугались подобрать власть, валявшующся под ногами. Историческое развитие толкало их к новому строю в богом забытой России. Пролетариат, убого существующий в заводских бараках, готов был жизнь положить на алтарь за счастливое будущее. Совесть не оставляла большевикам выбора. «Надо понять, что среди их [большевиков — прим. ред] ценностных ориентиров Советская власть в России составляла лишь часть огромного целого — мировой социалистической революции, победа которой казалась близкой. Для них не существовало понятия победы социализма в одной стране. Они его попросту отвергали, ибо были прежде всего интернационалистами»⁶³Панцов А.В. Брестский мир // Вопросы истории. — 1990. — №2. — С. 79..

Нам остаётся учесть опыт предшественников и помнить, что социализм — потрясающая историческая эпоха, которая готовит нам не менее потрясающие испытания.